Вторжение
Шрифт:
– Вы опять про этих архаровцев? – добродушно спросил Фишкин. – Да бросьте вы! Увидят, куда мы пошли, и потопают обратно. Какой дурак за нами в эту трясину полезет?
– Вы забываете, что у них цель такая была – попасть в Черную Топь, – напомнил Корнеев. – Шпагатова, кстати, они нанимали, тоже забыли?
Фишкин немного помолчал, видимо, озадаченный справедливостью аргументов.
– Ну да, – сказал он потом неохотно. – Но это ведь сам Шпагатов говорил. Может, он что-то не так понял. Я думаю, все не так трагично. Видите, мы идем себе, и никто нас не беспокоит.
Действительно, вокруг царил удивительный покой. Солнце только
Примерно через полчаса идти стало заметно тяжелее. Под ногами захлюпала вода, и каждый шаг давался с трудом – вязкая, влажная почва будто присасывалась к подошвам и не хотела отпускать ногу. Колонна сбилась с темпа – во многом из-за Шпагатова, который испытывал наибольшие трудности, – и вскоре остановилась. Хамлясов и Шпагатов принялись совещаться. Профессор уже не скрывал, что начинает терять терпение.
– Позвольте, любезный! – выговаривал он Шпагатову. – Вы утверждали, что знаете Черную Топь как свои пять пальцев. И что же? Мы с вами кружим вокруг топи, как кот вокруг сала. А нам нужно подобраться вплотную, понимаете? Пощупать ее своими руками!.. Видите вон те обгорелые сосны? Нам просто необходимо оказаться рядом с ними. Это уникальный материал. Аномальная атмосферная активность! Мы должны все это зафиксировать, произвести необходимые измерения, взять образцы для анализа. Вы можете указать нам безопасный путь?
– Ну-у, это не так уж просто… – мялся Шпагатов. – Лучше всего пройти еще немного. Возможно, дальше будет более надежная тропа.
– О какой тропе вы говорите? Я не вижу здесь никакой тропы! – начал бушевать профессор. – Ни здесь, ни дальше! По-моему, вы просто морочите нам голову, любезный!
– Наконец-то в нашем профессоре начинает просыпаться здравый смысл! – саркастически пробурчал под нос Корнеев. – Полчаса назад он еще вовсю спал.
– Но ведь Шпагатов утверждал, что хорошо знает местность, – мирно откликнулся Фишкин. – Борис Александрович привык, что люди отвечают за свои слова. Но я думаю, что все еще утрясется.
– А вот я так не думаю, – возразил Корнеев. – Без проводника все это теряет смысл. И профессору остается только последовать моему совету.
Но, как выяснилось, Корнеев плохо знал профессора. После непродолжительного разбирательства с заметно приунывшим Шпагатовым Хамлясов неожиданно принял весьма дерзкое решение – штурмовать болото своими силами. В этом его авантюрная натура проявилась особенно ярко. Правда, в числе первопроходцев он себя лично не видел и предложил добровольцам попробовать отыскать безопасный путь к интересующему его участку. За добровольцами в случае удачи должны были последовать остальные силы.
Добровольцев в его группе хватало – супруги Васяткины, Крупицын и даже Фишкин изъявили желание сразиться со стихией. Похоже, никто из них не воспринимал Черную Топь слишком уж всерьез. И тогда Корнееву пришлось сделать то, против чего протестовала его душа, – он сам вызвался добровольцем. По глазам Хамлясова было видно, что это решение ему очень понравилось. Он тихо торжествовал. Но Корнеев согласился участвовать в авантюре вовсе не из-за того, что его убедили речи профессора. Он просто опасался за его легкомысленную команду, которая прежде дела с болотами не имела. Корнеев видел, что отговорить этих людей уже не удастся, и решил хотя бы ввести их в некоторые рамки, чтобы предупредить возможное несчастье.
– Но, если вы хотите, чтобы из этой затеи что-то вышло, нужно выполнить несколько условий, – заявил он профессору. – Основной груз пока оставляем здесь, как и людей, впрочем. Сначала нужно определить, насколько уверенно можно здесь передвигаться. Обвяжемся страховочной веревкой. Я пойду первым, возьму с собой Фишкина и Крупицына. Васяткину оставляю карабин. Не забывайте, что рядом постоянно присутствуют эти люди. В случае, если скомандую возвращаться, – возвращаемся немедленно! И еще, необходимо нарубить побольше вешек – тропу нужно будет отметить, чтобы не наступать по сто раз на одни грабли.
К его удивлению, Хамлясову план понравился. Видимо, он уловил в нем что-то конкретное и надежное. Этого сейчас особенно не хватало. Корнеев злился, но повернуть вспять уже ничего не мог.
Некоторое время ушло на заготовку вешек. Кроме них и пары фотоаппаратов, они ничего с собой не взяли.
Шесть человек, оставшиеся на твердой земле, с волнением следили, как трое разведчиков, возглавляемые хмурым и сосредоточенным Корнеевым, медленно пробираются по ненадежной кочковатой поверхности, обследуя каждый метр с осторожностью саперов.
До вожделенных сосенок, покореженных небесным огнем, им нужно было пройти не менее пятидесяти метров. Половина уже была пройдена и отмечена вешками, когда движение заметно осложнилось. Даже издали было видно, как глубоко погружаются в трясину сапоги идущих. Стоило им хотя бы ненадолго остановиться, как делалось еще хуже. В какой-то момент Корнеев провалился почти по колено, и его спутникам пришлось буквально вытягивать его обратно. Эта короткая, но неприятная сцена напугала тех, кто остался. Женщины заговорили о том, что не пора ли прервать эксперимент, пока не случилось беды. Впечатлительный Визгалов поддержал их, и даже Хамлясов, взвесив все «за» и «против», решил отложить вылазку до лучших времен, о чем тут же возвестил своим зычным голосом на всю Черную Топь.
Однако Корнеев будто не слышал его. Он продолжал упрямо идти вперед, методично отмечая проходимые места, и все ближе подбирался к цели. Он делал это не из желания досадить профессору. Просто ему удалось интуитивно нащупать верный путь, и он решил не останавливаться. В принципе до сих пор все складывалось удачно. Участок, который они обследовали, не таил большой опасности, нужно было только относиться к нему с аккуратностью и вниманием. Корнеев понимал, что у прочих участников экспедиции нет его опыта путешественника и они вполне могут наделать ошибок, но он рассчитывал на их здравый смысл. Они должны были видеть обе стороны медали. Он даже намеренно позволил трясине немного засосать себя, чтобы на «берегу», как говорится, прочувствовали момент.