Вторжение
Шрифт:
Корнеева они не заметили лишь по той причине, что, когда он вылетел из зарослей, оба смотрели друг на друга и что-то негромко обсуждали. Но едва он успел спрятаться, как движение снова возобновилось. Нащупывая путь длинной свежесрезанной палкой, товарищ Али медленно пробирался к берегу.
Теперь Корнеев мог его рассмотреть как следует. Этому человеку было лет за сорок. Плечистый и крепкий, как старый дуб, он был одет в плащ-палатку защитного цвета и засаленную кепку. Крупные и грубые черты лица выражали силу и непоколебимую уверенность в своей правоте. Немного нашлось бы смельчаков, которые посмели бы перечить человеку с таким лицом.
Из поклажи у здоровяка имелось только ружье, заброшенное за спину. Зато Али, шедший вторым, тащил на горбу объемистый и тяжелый рюкзак. Сейчас он выглядел мрачным и замкнутым – ни следа от той улыбочки, которую он демонстрировал, когда нужно было втереться в доверие к Хамлясову.
Они шли медленно, но расстояние неумолимо сокращалось, и Корнеев понял, что задержись он еще на минуту, и ему не удастся ускользнуть незамеченным. Он попятился назад, пригнувшись, нырнул за один куст, потом за другой и, только убедившись, что со стороны болота его увидеть не могут, выпрямился и почти побежал назад к церкви.
Вернувшись, он прежде всего сорвал с дерева высохшую одежду Крупицына. В новом состоянии она оказалась твердой, как будто сделанной из картона. «Модель не от Юдашкина, конечно, – подумал Корнеев, – но выбирать не приходится, Роман Павлович».
Он ворвался в церковь и объявил подъем. Крупицын очнулся сразу и, повернув в сторону Корнеева опухшее от комаров лицо, трагически сказал:
– Боже, это не сон! Мы все еще здесь!
Корнеев швырнул в него окаменевшими шмотками и приказал переодеваться.
– И поторапливайтесь! – грозно прибавил он. – Потому что сюда идут бандиты!
После этих слов Фишкин вынырнул наружу, как черепаха из панциря, и сделал круглые глаза.
– Это что, шутка такая?
– Какие, к черту, шутки! Вы прекрасно видели, как они шутят! Мы должны спрятаться, пока нас тут не перестреляли. Мы можем отсидеться в лесочке на другом краю острова. Только нужно поторапливаться. Они вот-вот будут здесь.
Фишкин подскочил, как ошпаренный.
– Что же вы раньше не сказали?! – с обидой воскликнул он и, посмотрев на Крупицына, свирепо добавил: – И бросьте к черту ваши обноски! Пока вы их разминаете, может отпасть в них надобность. Давайте, Григорий, берем его – и бежим!
Корнеев согласился, что Фишкин прав. Процесс одевания Крупицын собирался растянуть до бесконечности. Корнеев отобрал у него одежду, а потом вдвоем с Фишкиным они подхватили Крупицына под мышки и поволокли на воздух. Он скорчил недовольное лицо, но возражать не посмел.
Едва они успели скрыться за первыми деревьями, как почти напротив из-за кустов вышли два человека в сапогах и забрызганной грязью одежде. Они слишком устали, чтобы внимательно смотреть по сторонам, и Корнеев успел знаками показать своим товарищам лечь на землю. В таком положении их не было видно из-за кустов и высокой травы, однако положение все равно оставалось отчаянно опасным – от того места, где они лежали, до бандитов было рукой подать.
– Ни звука! – делая страшное лицо, приказал Корнеев.
Но и Фишкин, и Крупицын были так напуганы, что даже боялись дышать. Лежа в зарослях, они с тревожным любопытством наблюдали за тем, что происходит возле разрушенной церкви.
Али между тем сбросил с плеч опостылевший рюкзак, с облегчением уселся на траву и закурил. Человек в плащ-палатке пристально посмотрел на него, снял через голову ружье и, держа его в руке, прошелся мимо развалин.
– Запарился, Али Иваныч? – с юмором спросил он. – Слабоват ты, парень! А ведь ты со мной шел. Практически как у Христа за пазухой. Ступай только след в след, и никаких тебе хлопот! Понять не могу, как ты собирался со своими урками Черную Топь покорять! Все бы здесь полегли! Неужто до денег такая жажда – пуще страха смерти?
Али поднял голову и зло сверкнул глазами.
– Ты, папаша, к этому делу тоже неравнодушен, так что насчет жажды помолчим! А через болота нас проводник бы провел. Вот ты нашелся, а не будь тебя – другой бы справился.
– Во-первых, я тебе никакой не папаша, и зови меня Петром Игнатьевичем, пока я не рассердился. А во-вторых, это только со стороны кажется, что здесь другой-всякий справится. Черную Топь только два человека как свои пять пальцев знали. Один – это я, а второй – дядя Федор, упокой, господи, его душу!..
Али бросил на него быстрый взгляд.
– А ты, похоже, знаком был с дядей Федором? – продолжал Петр Игнатьевич. – Что помалкиваешь? Твоя шайка его угробила, признавайся?
– Ты не прокурор, чтобы признания тебе делать, – неохотно сказал Али. – Ты вон моих корешей угробил – я и то молчу.
– Правильно я их угробил, душегубов, – сердито заявил Петр Игнатьевич. – Только землю поганите, бандюганы проклятые! А прокурору до вас нынче и дела нет – прокуроры тоже нынче счета в швейцарских банках открывают да на Канары отдыхать ездят. С какой радости, думаешь? А потому, что вы их всех купили! Вот и приходится мне, простому леснику, с вами бороться.
– А награбленные ценности, конечно, государству будешь сдавать? – язвительно произнес Али.
Лесник на секунду задумался. Потом делано рассмеялся и ответил:
– Насчет ценностей мы с тобой железно договорились. Половина тебе – половина мне. Можешь не сомневаться, Али Иваныч.
– Я тебе не Иваныч! – огрызнулся Али. – Бросай свои прибаутки, пока я тоже не рассердился. Будешь бабки сам искать, пока не сдохнешь.
– Я не сдохну, – серьезно ответил лесник. – Я привычный. И мешок с провиантом ты не зря сюда тащил. Я и такой вариант просчитал. Чтобы как дома себя чувствовать, если вдруг заупрямишься. Только не советую. Упрямый ты мне не нужен.
– В том-то и дело, что я тебе нужен, пока ты деньги не нашел, – сказал Али. – Думаешь, я идиот? Я тоже считать умею. Без меня ты тут до зимы рыться будешь. Так что лучше побереги меня, Петр Игнатьич! Я теперь как твой талисман, понятно? А потому предлагаю тебе одно условие. Не выполнишь его – ничего не получишь.
– Ну-ка, ну-ка, – с любопытством проговорил лесник. – Что еще за условие? Комаров от тебя отгонять?
– Пушку мне верни, – спокойно пояснил Али. – Для равновесия. А то, знаешь, с ружьем шутки плохи – оно, даже незаряженное, один раз в год стреляет. А когда в кармане ствол, как-то спокойнее. Ты стрельнешь, и я стрельну – вот мы и квиты.