Вуаль лжи
Шрифт:
— Вздор. Он не хотел, чтобы…
Она запнулась и поджала губы. А через пару секунд слегка улыбнулась.
— В таком случае у меня есть другой вопрос, — сказал он, внимательно следя за ее реакцией. — Вы его убили?
Улыбка исчезла.
— Нет!
Криспин сделал шаг к Филиппе. Выражение ее лица не изменилось. Она явно отдавала себе отчет в происходящем и, подобно дикому зверьку, настороженно следила за поведением Криспина. Одно плечо приподнялось, подбородок опустился, Филиппа бросила на него косой взгляд из-под полуприкрытых ресниц. Он ощутил слабый, сладкий аромат цветов бузины [11] и невольно нагнулся еще ближе.
11
В
Взгляд Филиппы, казалось, нес с собой приглашение к тайне, которую она пока не хотела раскрывать. Криспин помимо своей воли утонул в блеске этих глаз.
— Я знаю, что могу вам довериться, — хрипло промолвила она.
Неужели эти губы в самом деле не дано целовать другим мужчинам? Криспин попробовал вообразить, какой на вкус может быть ее поцелуй… насколько мягкие ее губы… А действительно: они мягкие и сочные — или же просто влажные и неотзывчивые? Хочется узнать. Хочется попробовать их на вкус, впиться в них зубами, ощутить их прикосновение по всему телу… как опадающие лепестки… Интересно, а она сейчас то же самое чувствует?.. И тут он вздрогнул, вспомнив про ее мужа.
Криспин выкинул из головы подобные мысли и отступил на несколько шагов.
Филиппа сделала глубокий вдох, лицо обрело строгость.
— То, что я собираюсь вам открыть… попросту невероятно. Но вы должны этому поверить. Иначе все теряет смысл, и мне лучше сразу уйти.
— Как я могу что-то обещать, пока не узнаю, в чем дело?
Она не отрываясь смотрела ему в глаза, словно притягивая — и даже встряхивая, заставляя слушать.
— Вы верите в силу святых реликвий?
Криспин потер затылок, смахивая дождевые капли.
— Ну, пару-тройку раз доводилось с ними сталкиваться. — Он кивнул. — Но вот насчет их силы я не уверен.
— Вы обязаны в это уверовать… Когда-нибудь слышали о «верониках»?
— Э-э… выражение «плат Вероники» мне знакомо…
— Да-да, я именно об этом. Только их имеется несколько. Название взято из латыни и греческого — vera icona, — что означает…
— «Истинный образ», — закончил за нее Криспин. — Да, госпожа, мы тоже знаем языки.
Она кивнула.
— Существует один плат Вероники, тот самый, который держал в своих руках наш Спаситель. Женщина по имени Вероника предложила платок Господу, чтобы Он смог отереть пот и кровь с лица в крестном пути на Голгофу, и лик Господень чудесным образом запечатлелся на ткани… [12] А еще есть другая «вероника», Его погребальный саван, который принято именовать плащаницей. Но все дело в том, что были и другие, более ранние «вероники».
12
В русской православной традиции этот образ (по-гречески «мандилион») более известен под названием Спас нерукотворный.
— В жизни о них не слыхал.
— Вы не один такой.
— А вам-то откуда все это известно?
— Я, пожалуй, присяду?
Он предложил ей единственное кресло, сам же устроился на краешке топчана.
Филиппа церемонно сложила руки на коленях, причем не торопясь, словно от нее требовалось обязательное соблюдение правил этикета, как и где садиться, как держать руки… Наконец она подняла голову.
— Полгода назад Николас вернулся из долгой поездки на континент. По его возвращении я поняла, что он совершенно переменился. Стал дерганым, пугливым. О, я знаю, что за слухи о нем ходят. Он-де никогда не покидает дом, кроме как ради деловых поездок. Николас всегда настороженно относился к малознакомым людям.
— Адам Бектон? Кастелян?
— Да. Вы его видели.
Криспин нахмурился:
— Хм-м. Бектон… Прошу вас, продолжайте.
— Вообще-то мне мало, что есть добавить. Николас все же поведал мне про мандилион — именно так он называл эту вещь, и еще он сказал, что держит ее в нашем доме. Так вот, я хочу от нее избавиться.
— Но почему вы ее так боитесь? Вашего мужа попросту обманули. Знаете, поддельных реликвий развелось так много.
Филиппа покачала головой:
— Нет-нет. Это не подделка. И она очень опасна.
— Как так?
— Она… действует на людей.
— Что значит «действует»?
— Я прошу! Пожалуйста, избавьте меня от этой вещи! Я вам заплачу!
Филиппа вскочила на ноги и принялась суетливо рыться в денежном мешочке. Криспин бесстрастно наблюдал, не вмешиваясь, как она высыпает горсть монет на стол — целую горсть! — такого количества денег он уже давно не видел. Филиппа сгребла монеты в ладони и протянула руки в сторону Криспина как подношение.
— Возьмите! И с меня спадет это проклятие!
Криспин упорно отмалчивался, и тогда на лице женщины отразился гнев.
— Вам нужны деньги, и я их вам предлагаю. Так берите же! И сделайте то, о чем я вас просила. Или вы так богаты, что можете позволить себе отказать вдове Уолкота?
Слова разбередили незаживающую рану, от которой вечно страдала гордость Криспина. Он прыгнул вперед, схватил Филиппу за руку, и монеты звонко просыпались на стол, покатились по полу. Он лишь сильнее сжал пальцы.
— Я работаю только на себя. И делаю то, что мне нравится — и когда нравится. Не собираюсь быть на побегушках у лживой развратной дамочки, которая норовит забить мне голову соломой и вздором насчет каких-то там проклятых реликвий. Мне все равно, насколько вы богаты. От вас попахивает кровью, которая в следующий раз может оказаться моей.
Страх на ее лице уступил место чему-то исступленному и не от мира сего. Она посмотрела на побелевшие пальцы Криспина, сжавшие ее запястье.
— Вы делаете мне больно.
Криспин недовольно хмыкнул, однако руку отпустил, вернее, даже оттолкнул в сторону.
— Все, разговор окончен. Забирайте свои деньги — и скатертью дорожка.
Филиппа часто-часто заморгала, поджала алые губы, и они налились темной краской.
— Так вы отказываетесь помочь?
— А с какой стати? Вы пожаловали ко мне со смехотворной байкой и лишь затем, чтобы скрыть собственную распущенность. Я не желаю попусту терять свое время. Всего хорошего.
— Но я не могу идти к шерифу.
— Это не мое дело. Еще раз, миледи: всего вам хорошего.
Она вздернула подбородок и сгребла монеты со стола. Криспин помог поднять те, что оказались на полу, и ловко поместил беглянок в денежный мешочек Филиппы. Женщина не проронила ни слова, сердито прошла к выходу, резко распахнула дверь и была такова.
Криспин еще несколько мгновений стоял в задумчивости, разглядывая откинутую дверную створку.
— Есть хочу, — наконец решил он.
Он сидел возле очага в «Чертополохе» и рассеянно следил за лестницей, что вела к двери, за которой не так давно состоялось свидание Филиппы Уолкот. Заказанная им густая похлебка была вполне сносной и могла бы показаться даже вкусной, если бы Криспина не одолевали думы, вращавшиеся вокруг загадочной личности ее смуглого возлюбленного. Собрав краюхой ржаного хлеба остатки супа, он рыгнул и, отняв голову от миски, вдруг увидел знакомую физиономию. Этот человек, судя по всему, не отличался наблюдательностью.