Вуду. Тьма за зеркалом
Шрифт:
– Что это?!.. – оторопело пробормотал Уолт Кейн, рассматривая хорошо сделанные качественные полицейские фотографии, которые дал ему контрразведчик.
– Я же сказал вам: все началось с рок-н-ролла. Все эти снимки сделаны после разных рок-н-рольных концертов.
– Похоже на человеческие жертвоприношения, – пробормотал Кейн, продолжая разглядывать снимки.
– Культ смерти… Я бы назвал это так, – сказал контрразведчик.
– Да уж! Честно говоря, картинки не очень приятные. Жуть берет… Какие команды при этом выступали?
– Это не так-то просто установить. Сами понимаете, мы не можем с точностью до минуты определить, когда происходили убийства.
На фотографиях, которые держал в руках Кейн, были изображены нелепо изогнутые, словно перед смертью их сотрясали конвульсии, тела молодых людей – парней и девушек – с аккуратно перерезанным горлом. Антураж всюду одинаков – замусоренный пол концертного зала, проход между креслами, расступившаяся толпа перепуганных подростков.
– Сами знаете, зрители обычно выскакивают в проход и начинают танцевать, стараясь продемонстрировать друг другу свое искусство.
– Но ведь кто-то должен был сделать этот взмах бритвой или остро отточенным ножом. Потом жертва должна была упасть… Неужели никто ничего не заметил?..
– Вы рассмотрели не все фотографии… – мрачно упрекнул Кейна контрразведчик.
Кейн принялся смотреть дальше. Действительно, в тонкой пачке были фотографии, на которых на грязном полу валялись подростки, словно находящиеся в каком-то трансе.
– Что с ними?
– Мы предполагаем, наркотическое опьянение… Точнее, предполагали.
– Но что случилось дальше?
– Ничего, кроме того, что медицинская экспертиза не выявила никаких следов.
– Может быть, какое-то неизвестное вещество?
– Вероятность этого ничтожна. Все наркотические вещества давно известны. Мы предполагаем другое: психическая зараза!.. Вы спрашивали, какие группы выступали во время убийств? Точно мы этого не знаем. Но во время каждого из этих концертов выступала одна-две малоизвестные группы. Все остальные – популярные, раскрученные команды. Их песни крутят по радио, в том числе и по вашему, они выступают во многих местах – ничего не происходит. Вернее, на их концертах тоже происходит, как называют это противники рок-н-ролла, «беснование» молодежи и драки… Но вот такого вот… – контрразведчик ткнул пальцем в фотографии – никогда!..
– То есть вы считаете, что рок-н-ролл… Что рок-н-ролл служит как бы прикрытием.
– Я считаю, что ваша так называемая современная музыка уходит корнями в религиозные практики, существовавшие в Африке в течение тысяч лет. В этих практиках все было слито воедино – бой барабанов, заклинания, ритмичные танцы, религиозный экстаз. Затем из единого целого была выдернута одна маленькая часть.
– Скажем, бой барабанов… – продолжил мысль собеседника Кейн.
– К примеру. Хотя на самом деле не только это, и вопрос достаточно сложный, и трудно понять, какие части были взяты, поскольку сами религиозные практики нам известны лишь в их интерпретации теми потомками африканцев, которые оказались в Америке в качестве рабов. Но для примера скажем, что это – бой барабанов. Возникает новое музыкальное течение… Хотя здесь мы тоже упрощаем, потому что до рок-н-ролла был ритм-энд-блюз.
– А еще раньше – джаз…
– Да, Кейн… И как вы помните, белые расисты выступали против джаза так же, как они теперь борются с рок-н-роллом. И аргументы были практически те же – негритянская музыка распространяется среди белых, а в результате они станут такими же, как негры… Я согласен – это расистские бредни. Но в этом есть одно зерно, как это ни прискорбно, потому что не хочется, чтобы в речах расистов было даже одно-единственное рациональное зерно: культура, музыка – это мостик. И по этому мостику может перебежать не только хорошее.
– Теперь я вас понял. Вы считаете, что рок-н-ролл – это крючок. Сам по себе он невинен или, скажем более обтекаемо, не столь опасен. Но как только жертва заглатывает его, начитаются более серьезные дела.
– Нет, не так. Нечаянно, вы, музыканты, диджеи, вообще все, кто связан с музыкой, вошли в опасную область… Как вам объяснить… Заросли красивых цветов сами по себе прекрасны. Но это уже дикая природа. И под цветами, которые вдохновляют вас, может таиться змея, которая способна убить… Так и здесь.
Девушка была возмущена. Глаза ее горели праведным гневом.
Гилберт Стеффенс подумал: «Если бы Адела знала, насколько в такие минуты она хороша!»
– Нет, ты ничего не понимаешь!.. – произнесла Адела громко. – Это негативное общество. Оно ведет к отрицательному отбору, к деградации… Ты знаешь, что только недавно сказал мне один человек – хорошо бы ввести вновь рабство!..
Стеффенс снисходительно усмехнулся.
– Это нереально, Адела! Человечество проделало слишком большой путь, чтобы что-то подобное могло возникнуть. Рабство уже существовало однажды. Но оно умерло, исчезло, от него ушли…
Он отвернулся от Аделы и начал забавляться, включая и выключая свои электронные «дивайсы». Фигуры на экране смешно дергались. Пальцы Гилберта бегали по кнопкам пультов, как пальцы пианиста по двуцветным клавишам рояля – черные, белые, черные…
– Ты не прав!.. – горячилась девушка. – Даже если сказать, что от рабства ушли, то оно не умерло… На протяжении всей истории возникали рецидивы рабства. Вспомни трансатлантическую торговлю.
– Трансатлантическую торговлю?.. – Гилберт вскинул глаза.
– Да…
– Не понимаю… – он выключил «дивайсы» и положил пульты на широкий подлокотник кресла.
– Торговля черными невольниками. Она велась через Атлантический океан. Негров покупали на Африканском берегу и через океан переправляли в Америку. Потому торговля получила название трансатлантической.
– Ах, да! Как же я сразу не сообразил!..
– Знаешь, я должна выступить на одном конгрессе. Меня пригласил на него белый… Но сам конгресс – в нем принимают участие в основном черные африканцы. Он посвящен трансатлантической торговле. Ее последствиям. Хотя это было несколько веков назад, последствия ощущаются до сих пор.