Вурдалак
Шрифт:
Именно эту цель он преследовал, совершая первое преступление. Он хотел доказать, что тоже заслуживает внимания. Что тоже сможет заклеить стену — свою стену — вырезками из газет, такими же, как те, что он собрал о трех своих кумирах.
Но нападение в луна-парке обернулось фарсом. И он почувствовал себя неудачником, которому не место рядом с ними.
Теперь он прочел в газетах, что остался один.
Нет больше Убийцы из канализации.
Нет Вампира.
Нет Джека-Взрывника.
Вся слава достанется ему.
Нападение
Дрожа от предвкушения, он доделал ручку пешни, схожую с чудовищем.
ЭПИЛОГ
Мы падаем из материнского чрева в чрево земли, из мрака во мрак; мы начисто забыли бы первое и ничего не узнали бы о втором… когда бы не вера.
ГЕНЫ
Ванкувер, Британская Колумбия
Суббота, 19 марта, 22: 15
— Твой друг Карадон отчасти сексист, — заявила Дебора.
— Зато честный, — ответил Чандлер. — Я ему многим обязан.
— Почему почти все мужики ведут себя одинаково?
— Это как?
— Сначала смотрят на грудь женщины, а потом ей в лицо?
— Задержка оральной фиксации. Раннее отлучение от груди. Перенос Эдипова комплекса. Или еще что-то в том же духе.
— Серьезно, Цинк. Почему?
— Потому, что мужики по сути — похотливые скоты, Дебора. Природа зверя. Потому раса и выживает.
— А я-то надеялась, что эти древние инстинкты не дожили до наших дней.
Чандлер покачал головой.
— Они никогда не исчезнут. Феминизм просто слегка изменил правила игры. Каждому мужику по-прежнему хочется залезть женщине под юбку, и если ради этого надо немного пофилософствовать — пожалуйста! А самые отъявленные кобели те, что искренне верят, будто живут согласно новой философии. В мире царит обман, Дебора. Порой мы обманываем самих себя.
— И сейчас?
— Да, и сейчас.
— Это говорит Чандлер-циник?
— Нет, Чандлер-реалист.
— Что хорошего тебе сделал Карадон? Ты все ему прощаешь.
— Я серьезно напортачил в деле, которое привело меня в Род-Айленд. Посадил одну сволочь без достаточных улик, а его порезали в тюрьме. А мы, как саперы, ошибаемся только раз. Адвокат этого гада возбудил дело, чтоб упрятать меня за решетку. Потому мне и пришлось так внезапно сорваться из Лондона. И вдруг без одной минуты двенадцать Билл Карадон раскопал порнофильм, где для вящего эффекта одну из звез-дюль прикончили по-настоящему, а деньги на съемки дал — угадай кто — наш порезанный друг. У адвоката тоже оказалось рыльце в пушку, там и его денежки крутились, и слуша-нье дела закончилось, не успев начаться: до выяснения вновь открывшихся обстоятельств Юридическое общество временно лишило этого субчика права юридической практики. Иск судья так и не увидел.
— А что с этим… порезанным?
— Умер.
— Ну и как ты после этого себя чувствуешь?
— Прекрасно! Он заплатил за женщину
Они стояли одни на застекленном балконе под россыпью звезд. Из-за французских дверей долетала танцевальная музыка: в «Хьятт-отеле» давали «Бал красных мундиров». Дебора была в длинном черном платье с лифом из широких перекрещенных бретелей, завязанных сзади на шее, Чандлер — в парадной форме инспектора КККП: короткая куртка из красного сукна с аксельбантами, синий жилет, белая плоеная рубашка с черной бабочкой, синие брюки с желтыми лампасами и черные сапоги со шпорами. На эполетах соответственно чину поблескивали золотые короны, в петлицах мерцали золотые эмблемы полка.
Дебора посмотрела на звезды и спросила:
— Видишь комету Галлея?
— Нет. Но она наверняка там.
Она нежно прижалась щекой к его плечу.
— Знаешь, о чем я мечтала в детстве, дома, среди всех наших проблем, Цинк? Вот прилетит комета Галлея и унесет меня в далекий, совершенный мир. И я помчусь сквозь бархатно-черную космическую пустоту на стремительном серебряном шаре, оставляющем искристый след.
— Жизнь ходит по кругу, — сказал канадец. — Лучшее и худшее всегда повторяется.
— Эй, да ты приуныл. Выше нос, Цинк.
Цинк медленно отстранился. Он глубоко вдохнул и спросил:
— Почему ты обманула меня? Сказала, что никогда не бывала в Ванкувере?
Дебора нахмурилась.
— О чем ты?
— В тот вечер в Провиденсе, когда мы пошли потанцевать, ты сказала, что никогда не бывала здесь. Что знаешь Ванкувер только по фотографиям и проспектам туристических бюро.
— Да, — подтвердила Дебора.
Чандлер полез в карман и вынул копию авиабилета.
— А это говорит об обратном. Десятого января ты прилетела сюда из Нью-Йорка и на следующий день вернулась. А несколько дней спустя улетела в Провиденс.
— Цинк, в Нью-Йорке я обивала пороги издательств. Не понимаю, о чем ты. Дай мне взглянуть на билет.
Он передал билет Деборе.
— Откуда это у тебя?
— В тот вечер в Провиденсе, перед тем как позвонить тебе и предупредить, что я срочно вылетаю в Лондон, я передал полученную от тебя информацию ФБР и попросил одну знакомую проверить ее. Заодно она проверила и тебя, а справку переслала в Ванкувер.
— Так ты для этого пригласил меня на бал? Обвинять и уличать?
— Дебора, после возвращения из Лондона я даже не заглядывал в дело. До вчерашнего дня. Я думал, что с гибелью Рики и Сакса Хайдов его можно считать закрытым. А тебя пригласил сюда, потому что люблю.
— Почему же ты вчера опять полез во все это?
— Кое-что не давало мне покоя. Лоб Деборы покрылся испариной.
— Что же? — спросила она.
— В ночь своей смерти Розанна вызвала на дом натурщика. Когда в два часа ночи молодой человек явился, ему не открыли. Я подозреваю, что убийца Розанны в это время был в номере. Полчаса спустя, после ухода парня, вниз спустилась женщина — ее видели маляры, работавшие в вестибюле. Думаю, она хотела ввести их в заблуждение, заставив думать, будто она — Розанна: это позволяло ей беспрепятственно уйти и не бояться, что впоследствии ее опознают.