Вурдалак
Шрифт:
Впереди, за обломками гробов и россыпью костей, поворачивал налево тридцатифутовый проход. Из-за этого поворота и пробивались зловещее алое зарево и усиленный колонками ритмичный грохот.
Когда один из черепов вдруг ощерился и оттяпал Цинку кисть руки, инспектор сдался. Теперь он хотел от жизни только одного: ни о чем не думать и бежать испуганным зверем от всего, что способно расшевелить его одурманенное наркотиками воображение.
«Ничего этого на самом деле нет! Нет!» — твердил он себе, но его воля была бессильна остановить фантомную атаку мертвецов.
Костлявые пальцы
Один, другой, третий, четвертый — каждый следующий череп, вонзавший в Цинка зубы, был новой вехой на пути, ведущем к чему-то злобному и гнусному в человеке, от чего ему не удалось избавиться.
«Это не человек!… не человек!… ты не человек!…» — мелькало в голове у Цинка. Его сознание балансировало на грани безумия, откуда не было возврата, спина неудержимо сгибалась — и вот уже инспектор не мог стоять прямо.
— … Человек!… человек!… будь… будь человеком! — повторял инспектор, отчаянно цепляясь за первую попавшуюся мысль, лишь бы не перейти запретный рубеж в сознании, лишь бы отбиться от стаи четвероногих недочеловеков, пожиравших его живьем. Цинк отчаянно уворачивался, разил направо и налево; хрустели ребра, проламывались черепа. Оставляя за собой кровавый след, он крушил, дробил и громил.
— … будь человеком!… выпрямись!… ты должен… А ну стоять!… – гаркнул он, вложив в эти слова всю свою решимость. — Стоять, сволочь! Держать спину! В последний раз! Ну! СТОЯТЬ!
Побелевшими пальцами Цинк стиснул деревянное топорище.
— СТОЯТЬ!
Чандлер вдруг споткнулся, упал, поднялся, опять споткнулся, зашатался и выпрямился.
1: 34
— Он здесь, — прошептала Элейн Тиз, впиваясь взглядом в экран, светившийся в комнате Джека Ома.
Инфракрасная камера засекла Чандлера. Хромая и опираясь на топор, как на костыль, инспектор приближался ко входу в Колодец.
«Он здесь. Он здесь», — повторила она, прижимаясь к стене прохода за дверью у самого поворота.
В руке она держала свежевальный нож.
Отпрянув как можно дальше от клетки, Лейн напряженно всматривалась в темноту. Диаметр колодца не превышал пяти футов. Решетка со скрипом поднималась, и эти звуки терзали измочаленные нервы Деборы. Потом пульсирующий красный свет, сочившийся с десятифутовой высоты в щель между краем колодца и неплотно прикрытой крышкой, смутно обрисовал две вывернутые скрюченные руки, сжимавшие прутья поднимающейся решетки.
Во мраке что-то хрустнуло, словно на зубах. По Деборину сторону решетки обнаружился рот, жующий. откушенную крысиную голову. Тело грызуна корчилось
Дебора увидела, как из-под наполовину поднятой решетки выползает нечто двухголовое, и к горлу девушки подступила едкая горькая желчь.
1: 35
Ввалившись в Колодец, Чандлер споткнулся и охнул при виде освежеванного трупа на жертвеннике. То, что совсем недавно было женщиной, превратилось в разделанную мясником тушу, алую от крови, натекшей из перерезанного горла. На месте лица поблескивало сплетение сведенных бледно-розовых мышц.
Чандлер затрепетал при мысли, что этот кошмар — Дебора Лейн.
И тогда Элейн Тиз ударила его ножом в бедро.
Крик, вырвавшийся у Деборы, дробным эхом отразился от стен и крышки колодца. Дебора поскользнулась в студенистой жиже, хлюпавшей под ногами, и две из четырех рук монстра схватили ее за горло.
Чандлер тяжело рухнул на пол, выронив топор. Тот с лязгом упал на камни и отлетел в сторону. Инспектор перекатился на бок, но к топору уже тянулись другие пальцы.
Дебора со скованными за спиной руками лежала навзничь. Тварь, усевшись ей на живот, вдавливала ее в грязь. Она отпустила голову Деборы только тогда, когда девушка захлебнулась.
По иронии судьбы от первого удара топора Цинка спасли наркотики: Чандлер был взвинчен до предела и реагировал на любую мелочь, будь то движение, деталь окружающей обстановки или звук. Громовой стук сердца, усиленный электроникой, и пульсация алого света странным образом сказались на чувстве времени инспектора: ему казалось, что все происходит медленно, как в кошмарном сне. Сейчас им двигал чистый инстинкт, пробудившийся в некоем унаследованном от рептилий глубинном центре мозга, и, когда по полу справа от головы Чандлера скользнула тень, инспектор инстинктивно увернулся.
В следующую секунду топор взметнул каменную крошку и искры там, где только что стоял Цинк.
Ухватившись за край жертвенника, Цинк поднялся — и проворно вильнул в сторону. Топор врезался глубоко в грудь Рике; труп встряхнуло.
Голый мужчина в налепленной на лицо коже, содранной с лица мертвой сестры, вновь кинулся на инспектора. Отчаянно хромая, стискивая зубы от нестерпимой боли, Цинк подхватил головоногого истукана.
Приняв удар на себя, глиняный идол с гулким звоном разлетелся под напором стали, усеяв пол круглой комнаты осколками и запорошив пылью. По Колодцу пошло эхо.
— Кончай его, Сид! — провизжал пронзительный тонкий голос из уст женской маски. Безумец схватился за лицо и сорвал ее.
— Помнишь меня, легавый? — прорычал Джинкс, замахиваясь на Цинка топором.
В миг этой внезапной смены образа Цинк уловил резкий, кислый запах пота, не похожий ни на один знакомый ему запах. Пот может говорить о тяжелой работе, о страхе. И о безумии.
Топор целил Чандлеру в пах.
Цинк заметил это слишком поздно и не сумел увернуться.
1: 36