Введение в философию

Мамардашвили Мераб Константинович

Скажем, гипотеза Декарта об отсутствии злого демона (что нет такого существа, которое нам внушало бы регулярно законоподобные сноведения) - не выдумка разгоряченного воображения, а дохождение до последнего пункта на том пути, на который нас толкает то, как мы построили свою машину мышления. Построили так и ... пришли сюда, и здесь должны решать эту проблему. Я показывал вам, как мы пытаемся выйти к онтологическим проблемам. Или как Декарт пытался выйти к своей знаменитой идее "злого демона" (его отсутствия). Эйнштейн в XX веке несколько другими словами повторил фактически то же самое. Обычно их переводят так: Бог хитер, но не коварен. Но лучше перевести иначе: Бог многоумен, но не коварен и не играет в кости. Эйнштейн хотел этим сказать, что без допущения в мире гармонии, некоторой упорядоченности познание невозможно. Если между А и В отсутствует непрерывность. А кости... Вы не можете между актом бросания кости и выпавшей ее стороной, например, шестеркой, установить непрерывную связь. Хотя этого не должно быть.

Так вот, эта простая фраза (я имею в виду Эйнштейна) -

порождена структурой мышления, не его лично, а структурой целостного мышления, которое мы называем классическим. На самом деле эволюция философии (появление новых философий, теорий, новых идей, опровержение старых и т.д.) происходит тогда, когда что-то реально нарушается в этом завоеванном блаженстве, в этой онтологической укорененности человека. Об этом свидетельствует, в частности, развитие в XX веке идеи физической неопределенности, статистических методов исследования, чудовищное развитие. усиление символической стороны современной физической теории появление в ней все большего числа понятий, которым нельзя придать наглядного физического значения. Ну, скажем, волна Шредингера не есть волна, а называется волной. Или - нельзя наглядно соединить в один образ (а непрерывность допускает такое соединение) волну и частицу, то есть волновые свойства материи и свойства частицы. И в результате человеку начинает казаться, что он имеет дело с миром, который чуть ли не исключает саму возможность его понимания. И отсюда - на поверхности общественного сознания появляется идея кризиса физики, что физика стала якобы "нечеловеческой". Например, Поль Валери писал об этом. Но все эти идеи лишь внешнее выражение уже совершившегося процесса, поскольку одновременно начинает работать философская машина (и в этой работе принимают участие в том числе и физики, тот же Эйнштейн или Нильс Бор), чтобы как-то решить фактически старую проблему. Приходится заново возвращаться к прежним критериям поиска человеком своего места в мире. к самим основаниям нашей возможности высказываний о нем. Короче, возникает та тройственная структура, или тройственная связь, о которой я вам говорил: некий сверхмощный законополагающий источник познания, вещи. которые мы видим, и идеи. через которые мы их видим. Вот такая структура, если брать классическую философию. Ведь она явно содержала в себе или предполагала некую картину предданного. готового мира законов и смыслов, в котором мы оказываемся и который постепенно начинаем понимать и познавать.

Так что в современной философии приходится снова обсуждать эту проблему по одной простой причине: чтобы понимать что-то, мы должны иметь место в том мире. который собираемся понимать. Но место это теперь как-то иначе выглядит и приходится его заново завоевывать, хотя бы потому, что появляется неопределенность, о которой я говорил, статистичность формулировок физических законов, наряду с символизмом физических уравнений ( т.д. И возникает вопрос (во всяком случае в русле этого вопроса идет переосмысление): а существует ли готовый мир законов и предданных сущностей?

Очень многие интеллектуальные опыты в XX веке показали, что эта предпосылка относительно мира должна быть пересмотрена. И началась снова работа. В частности, поэтому, например. в современной культуре интересен психоанализ. Оказывается, нашу психическую сознательную жизнь (обнаружив в ней бессознательное как некую структуру) мы тоже не можем исследовать и понять, если предполагаем, что существуют уже готовые смыслы. Напомню в этой связи, что метафора и аналогия в психоанализе, когда анализируются сновидения, трактуются как некая "машина", которая лишь находится в поисках своего смысла. относительно которого человек в мире часто заблуждается. На самом деле любую психическую работу мы можем лучше понять в предположении, что само ее движение во времени и есть устанавливающийся смысл. Я прошу прощения, что все время пытаюсь пояснить вам смысл философии с помощью своего рода наложения одного примера на другой. Но иначе не получается.

Вот и сейчас мне приходит на ум еще одно интересное рассуждение очень крупного физика XX века Джона Уилера. среди учеников которого есть несколько нобелевских лауреатов, хотя сам он это звание не получил. Бывают такие странности. Так вот, он очень хорошо как-то сказал, что самое трудное в современном мышлении - это привыкнуть рассматривать мир не как готовый, предданныи для понимания. Современная физика, которая связала формулировки законов с позицией и участием самого наблюдателя. Преподносит нам, по словам Уилера, именно этот урок. Он предлагал в качестве иллюстрации такой не простой пример.

Представьте себе. что сидящие в комнате люди договариваются о том, что один из присутствующих выходит, а оставшиеся загадывают какое-нибудь слово. Затем ушедший возвращается и должен, задавая наводящие вопросы (есть такая детская игра), выяснить, какое слово было загадано. Ну, скажем. он спрашивает: это растение? А ему отвечают: нет.
– Животное? Да. и т.д. Но допустим, говорит Уилер, что те, кто остался, вообще не договорились о каком-нибудь конкретном слове, а решили, что в зависимости от вопроса ответ будет строиться так, чтобы определить возможный ответ каждого, кому будет задан следующий вопрос. То есть загаданное слово будет возникать в зависимости от того. какие вопросы будут заданы, и ответ в конечном итоге установится по ходу разговора.

Следовательно, в этом случае те законы, которые мы установили (имеющие какой-то смысл), таковы, что для того, чтобы анализировать мир, нужно одновременно рассматривать становление и того, что говорится

о мире, и того, о чем говорят. Я сейчас не предлагаю это вам в качестве готовой формы, а просто хочу показать живую жизнь источника философии. Проблема одна - найти себе место в мире, чтобы этот мир понимать. Скажем, понимать его как мир, который по физическим законам порождает существо, способное его понять. Но нам что-то мешало это делать. Что?
– Допущение (необязательное), что есть готовый, завершенный мир всех законов и всех смыслов. Идея Бога в теологической связке философии предполагает обычно такую завершенность, когда все как бы решено, пройдено. Но - в бесконечности! А человек ведь конечен: он лишь часть целого и должен проходить уже пройденное - тогда есть гарантия правильного пути. Но это предположение оказывается необязательным. Можно и нужно научиться жить в мире не готовых смыслов, а в таком мире, где смыслы становятся по ходу дела. И в истории обнаруживается то же самое. Например: полезно рассматривать историю не как развертывание, вызревание чего-то, что развивается и превращается в зрелое существо. История есть время в поисках своего смысла. Смысл устанавливается после истории, а не развертывается во времени.

Попробуйте приложить это к знакомым вам литературным экспериментам XX века. Фон, почва продуктивная - в философском смысле слова - здесь та же самая. Это то, что я и пытаюсь выявить - связующие и одновременно невидимые, культурные нити внешне разных вещей, подпочвенно связанных. Возьмите, например, известную вам проблему времени в современной литературе, будь то у Фолкнера, у Пруста (или более поздние примеры), вы увидите тут - в косвенном философском смысле - то же самое движение. То есть я хочу сказать, во-первых, что появление новых понятий в философии или новых концепций не является тем, что может быть решено раз и навсегда. Это не связано с решением проблем, поскольку мы имеем тут дело не с проблемами, а с тем, в чем человек участвует. Представьте себе метафору Уилера и попытайтесь объяснить ее самой философской работой. Вы поймете, что значит в философии отсутствие проблемы. Это можно выразить так: в чем нет проблем, а есть только тайна. Ведь, если я вошел в комнату, где вы договорились не загадывать слово, а чтобы оно определилось в зависимости от игры ответов и вопросов, то вы имеете дело с тем, что я условно как раз и называю тайной. Философия и есть такого рода игра с миром. Поэтому и появляются новые проблемы, а не до или после их "как бы решения". Скажем, существует нерешенная или недоказанная теорема Ферма, и кто-то до сих пор мечтает ее доказать. В принципе можно считать, что она разрешима, как я говорил вам, конечным числом шагов. Только никто эти шаги пока не находит. Это проблема. А философия имеет дело с другими вещами; не случайно в ней все время воспроизводятся и повторяются одни и те же понятия. Это не означает, что заниматься вечными проблемами - пустое занятие. Просто проблем вечных нет. Есть вечные тайны. Тайны, являющиеся нашим человеческим делом, поскольку мы сами участвуем в том. о чем рассуждаем и говорим. И наше участие имеет следствия: мы участвуем. и это снова порождает следствия и т.д., поскольку существует тайна жизни.

И, во-вторых, эти новые понятия и концепции появляются не из праздной страсти вообще что-либо сочинять, а из имманентных предданных потребностей человеческого существа, из-за того, что мы оказываемся в ситуациях, которые заново решаем, и снова должны работать, придумывать что-то. Через эти симптомы и разные теломысле-движения и пробивает себе дорогу живой нерв современной ситуации.

То, что я говорил вам. есть иллюстрация того (частично, конечно). как в философии применяется термин или понятие "закон". Что значит говорить о законах в философии? Или философски говорить о законах? Это значит говорить о всех тех проблемах, которые связаны с размышлением на тему: какова вообще какая-либо наша возможность? Какие для этого могут быть посылки? Философский разговор о законе не то же самое, что. скажем, формулировка или открытие законов физиком или химиком. Это нечто другое, хотя философы рассуждают, обычно опираясь на примеры из физики, химии, астрономии, механики -откуда угодно. И мы тоже рассуждаем сейчас в этой протоплазме нитей, связей, движения мысли, необходимости. В свое время было необходимо связать мир: его связали на определенных условиях - задали тройственную структуру. А мы должны связать свой мир. потому что он распался. В нем. как я говорил. появилась статистика, наглядность и т.д. Но мы должны связать его, и тогда можно рассуждать.

Например, идея о том. что нельзя мир думать как готовый. или как якобы заслуженный нами. Я бы эти слова всегда брал. учитывая метафорический, философский их смысл. Один из физиков. по-моему, занимавшийся общей теорией относительности. Сингх, сказал как-то следующее. Я снова обращаюсь к примеру. чтобы выделить случайность индивидуальную, фразеологическую; один человек сказал то-то, другой еще что-то, третий еще что-то и т.д. Казалось бы. бессвязный ход, но держите в голове сказанное выше о неопределенности современного мира. Поскольку, отталкиваясь именно от этой неопределенности, Сингх говорит, что если все это так. тогда Богу необходимо каждое мгновение умирать и рождаться заново. То есть и в данной случае речь идет об отказе от предпосылки относительно готового, завершенного мира законов Евклида, но Сингх говорит об этом, прибегая к древнему образу, в соответствии с которым человеческое сознание открывает и такую возможность взаимоотношения с миром. Потому что, так же, как существует миф о Боге, отделенном от мира, создавшем мир и пребывающем постоянно, есть другой древний миф об умирающем и воскресающем боге.