Введение в философию
Шрифт:
только когда мы узнаем собственную эпоху как объемлющую нас действительность, только тогда мы можем постичь нашу эпоху в единстве истории, а в ней — вечность.
Устремляясь ввысь, мы достигаем лежащего в основе всех наших состояний все более проясняющегося первоистока, который, однако, постоянно подвергается опасности замутнения.
Эта свойственная философской жизни устремленность ввысь — принадлежность каждого человека. Он должен в качестве отдельного, единичного, индивидуума осуществить себя в коммуникации, в которой ничего нельзя свалить на другого.
Подобного взлета мы достигаем только в исторически конкретных актах выбора, совершаемых в нашей жизни, но не посредством выбора так называемого мировоззрения, которое может быть сообщено в ряде положений.
Философскую ситуацию нашего времени можно в заключение охарактеризовать
после того как философ взял ориентир на надежный материк — в реальном опыте, в отдельных науках, в учении о категориях и методе — и спокойно, проторяя дороги, достиг границ этой земли и мира идей, после всего этого он порхает наконец на побережье океана, как бабочка над водой, высматривая корабль, на котором он хотел бы отправиться в путешествие, чтобы открыть нечто новое и изучать единое, которое в качестве трансценденции соприсутствует его экзистенции. Он высматривает корабль — метод философского мышления и философского образа жизни, — корабль, который он видит, но все же пока не достиг окончательно. Так пребывает он в стараниях и совершает, возможно, весьма причудливые движения, шатаясь из стороны в сторону. Мы и есть такая бабочка, и мы чувствуем себя потерянными, как только утрачиваем ориентир на твердую землю. Однако оставаясь там, мы не испытываем удовлетворения. Поэтому наше порхание так неуверенно и, пожалуй, кажется смешным для тех, кто прочно и удовлетворенно сидит на твердой земле. Оно понятно лишь тем, кто познал непокой. Мир становится для них отправным пунктом, откуда они начинают свой полет, — от него все зависит, каждый в обществе должен отважиться самостоятельно отправиться в него, при том что как таковой он никогда не может стать предметом учения.
12. История философии
Философия столь же древняя, как и религия, и древнее, чем любая церковь. Философия взросла благодаря высоте и чистоте ее отдельных проявлений, продемонстрированных тем или иным конкретным человеком, и .благодаря правдивости ее духовного отношения к церковному миру, к которому она хотя и не всегда, однако большей частью относилась одобрительно (как к чему-то другому). И все же по сравнению с церковным миром философия оказывается бессильной ввиду отсутствия у нее собственной общественной формы. Философия живет в ситуации случайного покровительства со стороны властей в мире, в том числе и церковных. Она нуждается в благоприятной социологической ситуации для того, чтобы объективно обнаружить себя в своем действии. Вместе с тем в своей действительности она в любое время открыта каждому человеку; в той или иной форме она всегда присутствует там, где живет человек.
Церкви предназначены для всех, философия — для отдельного, единичного, человека. Церкви выступают в мире как зримые структуры власти, организующие человеческие массы. Философия является выражением царства духовных сущностей, которые сквозь все века и народы связаны друг с другом без какой-либо инстанции в мире, которая исключала бы или принимала в свои ряды.
До тех пор пока церкви связаны с Вечным, их внешняя власть осуществляется, опираясь на глубочайшие недра души. Чем в большей мере ставят они Вечное на службу своей власти в мире, тем более чудовищной оказывается тогда эта власть, которая, как и всякая другая власть, начинает действовать во зло.
До тех пор, пока философия жаждет вечной истины, она окрыляет без принуждения, несет душе порядок из глубочайшего внутреннего первоистока. Однако чем сильнее ставит она свою истину на службу временной власти, тем сильнее приводит она к самообману, увлеченному интересами наличного бытия, и к анархии души. Чем сильнее в конце концов философия желает быть не более чем наукой, тем более пустой она тогда оказывается, становясь простым баловством, игрой, которая не является ни наукой, ни философией.
Независимая философия не достается человеку сама собой. Никто не получает ее от рождения. Ее всегда нужно обретать вновь и вновь. Независимую философию может постичь только тот, кто распознает ее, обращаясь к своему собственному первоистоку. Первый же брошенный на нее взгляд способен зажечь огонь в душе отдельного человека. После такого воспылания следует изучение философии.
Это изучение имеет троякий характер: философию изучают практически — каждый день во внутреннем деянии; предметно — в получении содержательного знания посредством изучения наук, категорий, методов и систем; исторически — через усвоение философской традиции. Действительность, которая обращается к философствующему из истории философии, занимает для него такое же место, что и авторитету в церковном мире.
Если мы обратимся к истории философии в интересах собственного нынешнего философствования, то можем охватить недостаточно широкий горизонт.
Чрезвычайно велико многообразие форм, в которых проявляет себя философия. Упанишады стали предметом размышлений в индийских лесах и деревнях, в стороне от мира, в одиночестве или в искренней совместной жизни учителя и ученика. Каутилия (Kautilya) мыслил как министр, который основывает империю; Конфуций — как учитель, который снова хотел привести свой народ к образованности и истинной политической действительности; Платон — как аристократ, которому политическая деятельность (к каковой он был определен согласно своему происхождению) казалась невозможной из-за нравственного запущения общества. Бруно, Декарт, Спиноза в своих размышлениях были теми, кто полагался лишь на себя, желая в уединенном мышлении открыть для себя истину. Ансельм мыслил как один из основателей церковно-аристократической действительности; Фома — как член церкви; Николай Кузанский — как кардинал, в единстве его церковной и философской жизни; Макиавелли — как потерпевший фиаско государственный деятель; Кант, Гегель, Шеллинг — как профессора, во взаимосвязи со своей преподавательской деятельностью.
Мы должны избавиться от представления, что философствование по своей сути есть занятие профессоров. Философствование — это дело человека, и, видимо, при любых условиях и обстоятельствах — дело рабов в той же мере, что и господ. Историческое явление чего-то истинного мы впервые понимаем только при обращении к тому миру, в котором это явление произошло, а также к судьбам людей, которые это явление осознавали. Когда такие явления оказываются далеки и чужды нам, то как раз вследствие этого они и становятся для нас проясняющими. Философскую мысль и мыслителя мы должны отыскать в их живой действительности. Истинное не парит в отрыве от всего, в воздухе абстракции — само для себя, само на себя опираясь.
Мы прикасаемся к истории философии там, где в ходе основательного изучения того или иного труда сохраняем близость к тому миру, в котором этот труд возник.
Однако руководствуясь этим, мы ищем аспекты, которые историческое целое философствования располагает перед нашим взором в четко определенном порядке, хотя и не бесспорном, но все-таки служащем путеводной нитью для ориентации в обширных пространствах философской мысли.
История философии в целом, охватывающая собой два с половиной тысячелетия, — это как одно великое мгновение становления самосознания человека. Вместе с тем это мгновение представляет собой бесконечную дискуссию, которая открывает сталкивающиеся силы, кажущиеся неразрешимыми вопросы, высокие достижения и соскальзывания вниз, глубокие истины и вихри безумия. В историко-философском знании мы пытаемся найти схему того обрамления, в рамках которого философские мысли имеют свое историческое место. Только всемирная история философии показывает, как проявлялась философия исторически в самых разных общественных, политических и личностных ситуациях.
С самого начала философская мысль развивалась независимо в Китае, Индии и Западной Европе. Несмотря на имевшуюся иногда связь между этими тремя мирами, их разделенность — примерно вплоть до Рождества Христова — была столь существенной, что каждый из них должен постигаться исходя только из него самого. Позднее влияние, оказанное на Китай возникшим в Индии буддизмом, по своей силе может сравниться с тем влиянием, которое оказало на западный мир христианство.
Развитие мысли в этих трех регионах имеет одинаковую траекторию движения. После доисторического периода, который с трудом поддается историческому прояснению, в осевом времени (800 — 200 до Р.Х.) повсюду начинают обозначаться основополагающие мысли. Затем следует этап некоторого распада, происходит консолидация великих религий спасения, после чего вновь и вновь повторяется череда обновлений, и вслед за тем наступает этап сводящих все воедино систематических построений, схоластических систем и, в особенности, доведенных до крайности логических спекуляций — сублимаций метафизического смысла.