Введение в христианское богословие
Шрифт:
1. Самооткровение Божье в Писании не происходило напрямую, как богоявление (теофания), но косвенно, через действия Бога в истории. ("Богоявление" — это явление Бога во временной форме, не обязательно материальной, и его следует отличать от воплощения, в котором Бог открыл Себя постоянно в лице Христа).
2. Откровение осознается полностью не в начале, а лишь в конце самого события.
3. В отличие от особых божественных проявлений, откровение Бога в истории происходит открыто и доступно всем, кто это откровение видит.
4. Всеобщее откровение Божье не реализуется в полной мере в истории Израиля; оно впервые реализуется в судьбе Иисуса Назарейского, поскольку в этой судьбе предугадывается конец истории.
5. Явление Христа не следует считать изолированным
На этом основании Панненберг утверждает, что в воскресении Иисуса Христа состоит центральный акт Божественного откровения в истории; к этому взгляду мы еще вернемся в ходе нашего дальнейшего анализа воскресения.
Подход Панненберга к откровению в одинаковой мере вызвал и восхищение, и критику. Мысль о том, чтобы обосновать Евангелие на всеобщей истории представлялась дерзновенной и творческой, позволяющей богословию вернуть интеллектуальные высоты, которые многим казались утраченными и отошедшими к марксизму. В частности, это позволяло обойти ловушку, поставленную Людвигом Фейербахом (см. в конце данной главы), который утверждал, что подход Шлейермахера к откровению, основанный на человеческом опыте, представляет собой не более чем богословскую систему, построенную на человеческих чувствах. Благодаря своему обращению к истории, Панненбергу удается, утверждая, что богословие основано на истории, а не на человеческом ощущении искупления или присутствия Бога, избежать цепи рассуждений, ведущей к фейербаховскому тупику.
Естественное богословие: его значение и пределы
Доктрина о творении дает богословское основание понятию о естественном знании о Боге. Если Бог сотворил мир, то следует ожидать, что Его творение хранит на себе печать божественной работы. Точно так, как характерный стиль художника виден в его произведениях, в творении можно рассмотреть присутствие Бога. Однако, в какой же части творения? Из всего многообразия ответов на этот вопрос, предлагаемых христианским богословием на всем протяжении своей истории, можно выделить три.
1. Человеческий разум. Августин Гиппонийский подробно рассматривает этот вопрос в своей работе "De Trinitate" ("О Троице"). Его рассуждения можно свести к следующему. Если действительно можно найти божественное присутствие в истории, то его следует искать на вершине творения. Вершиной творения Божьего, утверждает Августин Гиппонийский (основываясь на Быт. 1 и 2), стал человек. Далее, на основании своих неоплатоновских исходных предпосылок, почерпнутых из его культурной среды, Августин утверждает, что вершина человеческой природы проявляется в способности мыслить. Поэтому, заключает он, можно ожидать найти следы Бога (или точнее, Троицы) в процессе человеческого мышления. На основании этих рассуждений Августин Гиппонийский разработал то, что получило название "психологических аналогий Троицы".
2. Упорядоченность мира. Мы уже видели, как доказательства бытия Божия Фомы Аквинского основываются на осознании упорядоченности мира, которая требует объяснения. Точно так же, немаловажное значение имеет и тот факт, что человеческий разум в состоянии выделить и исследовать эту упорядоченность. В человеческой природе есть нечто, что заставляет задавать вопросы о мире. И в мире есть нечто, что позволяет находить ответы на эти вопросы. В своей работе "Наука и творение", известный теоретический физик — теоретик и апологет христианства Джон Полкингхорн так комментирует этот вопрос: "Мы настолько свыклись с мыслью о том, что мы можем понять мир, что воспринимаем ее как должное. Именно это дает возможность существовать науке. Однако, все могло бы обстоять иначе. Вселенная могла быть беспорядочным хаосом, а не упорядоченным космосом. Или могла бы иметь упорядоченность недоступную нашему разуму… Существует некая согласованность между нашим разумом и вселенной, между рациональностью, ощущаемой внутри, и рациональностью, наблюдаемой вне нас".
Существует глубокое соответствие между рациональностью, присутствующей в нашем разуме, и рациональностью — упорядоченностью, которую мы наблюдаем в мире. Так, абстрактные
3. Красота мира. Многие богословы разработали системы естественного богословия, основанные на ощущении красоты, возникающем при созерцании мира. Ганс Урс фон Бальтазар представляет тех авторов двадцатого века, которые делают акцент на богословском значении красоты. Однако, вероятно наиболее глубокое исследование этой темы принадлежит перу видного американского богослова Джонатана Эдвардса. В своей работе "Личное повествование", Эдвардс так писал о своем "чистом созерцании красоты Божьей": "Идя туда, я смотрел на небо и облака, у меня в сознании возникло светлое чувство величия и благодати Божьей, которое я не в силах выразить. Мне казалось, я видел их в некоем сладком единении… это было сладостное, нежное, и святое величие; и в тоже время величественная кротость".
Этим чувством эстетического восхищения проникнуты автобиографические работы Эдвардса, особенно его "Сборники". Красота, которую мы воспринимаем "когда нас радует цветущий луг или легкий ветерок", служит, с точки зрения Эдвардса, указанием на святость Божью, которую Священное Писание проясняет и подтверждает, давая ей надежное богословское основание.
Здесь представлены лишь некоторые способы, с помощью которых христианские богословы пытаются описать путь, которым, как бы мимолетно это ни было, можно познать Бога через природу. Какие же взаимоотношения существуют между общими и более конкретными знаниями о Боге? Как нам следует понимать эти взаимоотношения? Одну из моделей мы рассмотрим подробно — кальвиновское разграничение между "знанием о Боге как Творце" и "знанием о Боге как Искупителе". Выбор этой модели частично определен широко распространенным мнением, что Кальвин отвергал возможность естественного знания о Боге из-за испорченности человеческого разума. Кроме того, она также может служить примером широко распространенного объяснения, даваемого богословами взаимоотношениям между естественными знаниями о Боге и знаниями, полученными из откровения.
Знание о Боге — Творце — Знание о Боге — Искупителе
Первая книга кальвиновских "Наставлений" открывается рассмотрением основополагающей для христианского богословия проблемы: Как мы можем что-нибудь узнать о Боге? Кальвин подтверждает, что общие знания о Боге можно получить во всем творении — в человечестве, в естественном порядке, в самом историческом процессе. Выделяются два источника подобных знаний: один субъективный и один объективный. Первым источником служит "ощущение божества" (sensus divinitatis) или "семя религии" (semen religionis), заложенное в каждого человека Богом. Бог наделил каждого человека каким-то внутренним предчувствием своего существования. Как будто какая-то информация о Боге была начертана в сердце каждого человека. Кальвин определяет три следствия этого внутреннего осознания божественности: всеобщность религии (которая, в отсутствие христианского откровения, вырождается в идолопоклонство), обеспокоенность совести и благоговейный страх перед Богом. Все они, утверждает Кальвин, могут служить точками соприкосновения при провозглашении христианства. Второй источник заключается в ощущении упорядоченности мира и размышлениях о ней. Тот факт, что Бог — Творец, вместе с осознанием Божественной мудрости и справедливости, можно получить, изучая сотворенный порядок, вершиной которого является само человечество.
Важно подчеркнуть, что Кальвин не высказывает каких-либо предположений о том, что знания о Боге из сотворенного порядка могут получить лишь христианские верующие. Кальвин утверждает, что любой человек с помощью рациональных размышлений о сотворенном порядке может прийти к мысли о Боге. Этот порядок представляется "театром" или "зеркалом" для показа присутствия Бога, его природы и свойств. Хотя и будучи невидимым и непостижимым, Бог желает, чтобы Его познавали в форме вещей сотворенных и видимых.