Введение в христианское богословие
Шрифт:
Со времен эпохи Просвещения, этот вопрос стал привлекать все более серьезное внимание. Большое значение в этой связи имело движение, известное как движение "истории догмы" (рабочий перевод несколько устрашающего немецкого термина "Dogmengeschichte"). Такие авторы как Адольф фон Гарнак (1851–1930) изучали историческое развитие христианской доктрины с целью установления, можно ли эти искажения выявить и исправить. В своей солидной работе "История догмы", которая в английском переводе занимает семь томов, Гарнак утверждает, что метафизике нельзя было позволить проникнуть в христианское богословие. С точки зрения Гарнака, классическим примером доктрины, покоящейся на метафизическом,
Многие авторы, которые считали, что Гарнак неправ, подвергая таким образом доктрину о воплощении критике, тем не менее полагали, что классические греческие идеалы все же проникли в христианское богословие. Поиски этих нежелательных заимствований продолжались. В настоящее время общепризнанно, что идея о Боге, который неподвержен страданиям, может представлять собой именно то, о чем беспокоился Гарнак. Ниже мы рассмотрим классическую языческую идею об "apatheia" ("бесстрастности" или "нечувствительности") Божьей — взгляд, согласно которому, Бог неподвержен каким-либо человеческим эмоциям или боли.
Классический взгляд: Бесстрастность Бога
В классическом понимании Бога, выраженном, например, в таких платоновских диалогах как "Республика", преобладает понятие о совершенстве. Быть совершенным означает быть неизменным и самодостаточным. Невозможно, поэтому, чтобы такое совершенное существо было затронуто или изменено чем-то кроме себя самого. Кроме того, совершенство понималось в очень статичном смысле. Если Бог совершенен, то изменения в какую-либо сторону невозможны. Если Бог изменяется, то Он либо отдаляется от совершенства (что означает, что Он более не совершенен), либо двигается к совершенству (что означает, что Он не был совершенен в прошлом). Вторя этим идеям, Аристотель заявил, что "всякое изменение будет изменением к худшему", и таким образом, оградил божественное существо от изменений и страданий.
Такое понимание Бога перешло в христианское богословие еще на ранней стадии. Филон Александрийский, эллинизированный иудей, чьи произведения пользовались популярностью у раннехристианских авторов, написал трактат, озаглавленный "Quod Deus immutabilis sit" ("О том, что Бог неизменен"), в котором страстно отстаивал бесстрастность Божию. Места Библии, в которых говорится о страданиях Бога, утверждал он, следует воспринимать как метафоры и не признавать за ними их полного буквального значения. Признание изменяемости Божьей означает отрицание божественного совершенства. "Что может быть дерзостней, чем предполагать, что Неизменный изменяется?" — спрашивал Филон. Казалось, что на этот вопрос не может быть ответа.
С точки зрения Филона, нельзя допустить, чтобы Бог страдал или испытывал что-то, похожее на страсть. Находясь под влиянием этой идеи, Ансельм Кентерберийский утверждал, что Бог сострадателен в понятиях нашего опыта, но не в понятиях Своей божественной сущности. Язык любви и сострадания, примененный в отношении Бога, рассматривается как образный. Мы можем воспринимать Бога сострадательным, тем не менее, это не означает, что Богу действительно присуща сострадательность. Ансельм рассуждает об этом в своей работе "Proslogion": "Ты сострадателен в понятиях нашего опыта, но не в понятиях своего существа… Так как, когда ты видишь нас в нашем негодном состоянии, мы ощущаем действие этого сострадания, но не ощущаем это чувство. Так что ты сострадателен, поскольку ты спасаешь негодных и щадишь тех, кто грешит против тебя, однако, Ты не сострадателен, потому что Ты не испытываешь сострадания к негодности".
Фома Аквинский развивает этот взгляд, в первую очередь, в своих размышлениях о любви Божией к грешникам.
Здесь возникает очевидная трудность. Иисус Христос страдал и умер на кресте. Традиционное христианское богословие заявляет, что Иисус Христос есть воплощенный Бог. Из этого, казалось бы, следует, что Бог страдал во Христе. (Здесь имеется в виду вопрос о "передаче свойств", который будет рассмотрен в соответствующем разделе в следующей главе). Ничего подобного, заявляет большинство патристических авторов, находящихся под глубоким влиянием языческой идее о бесстрастности Бога. Иисус Христос страдал в Своей человеческой, а не божественной природе. Таким образом, Бог не испытал человеческие страдания и оставался незатронутым этим аспектом мира.
Страдающий Бог
Выше мы уже видели, как в патристический и средневековый периоды идея о бесстрастности Бога достигла значительного влияния. И все же, она вызвала протесты. Вероятно, наиболее известным из них можно считать "богословие креста" Мартина Лютера, которое возникло в период 1518–1519 гг. В ходе Гейдельбергского диспута (1518) Лютер противопоставил два образа мысли о Боге. "Богословие славы" (theologia gloriae) воспринимает славу, силу и мудрость Божию в творении. "Богословие креста" (theologia crucis) выявляет скрытые страдания Божьи и Его унижение на кресте Христовом. Говоря о том, как Бог участвует в страданиях распятого Христа, Лютер намеренно использует фразу "Deus crucifixus" ("распятый Бог").
В конце ХХ в. говорить о страдающем Боге стало своего рода "новой ортодоксальностью". Книга Юргена Мольтмана "Распятый Бог" (1974) считается наиболее значительной работой, излагающей эту мысль, она вызвала оживленные обсуждения. Что же привело к возрождению идеи о страдающем Боге? Можно выделить три причины, каждая из которых возникла в период после первой мировой войны. Их сочетание привело к возникновению и широкому распространению скептицизма в отношении традиционных идей о бесстрастности Божией.
1. Возникновение протестующего атеизма. Ужасы первой мировой войны оказали глубокое воздействие на западную богословскую мысль. Страдания этого периода привели к широкому распространению мнения, что либеральный протестантизм был роковым образом скомпрометирован своим оптимистическим взглядом на природу человека. Далеко не случайно, что после этой трагедии возникло диалектическое богословие. Другим важным следствием стало движение, известное как "протестующий атеизм", которое выдвинуло серьезные нравственные возражения против веры в Бога. Как можно было верить в Бога, Который стоял выше таких страданий и боли мира.
Зарождение подобных идей можно найти в романе Федора Достоевского "Братья Карамазовы". Они получили более полное развитие в двадцатом веке, часто используя в качестве модели персонаж из романа Достоевского, Ивана Карамазова. Бунт Карамазова против Бога (или, точнее, идеи о Боге) имеет в своей основе отказ признать то, что страдания невинного ребенка могут быть оправданы. Альбер Камю развил эти идеи и своей работе "L'homme revolte" ("Бунтующий человек"), в которой карамазовский протест был выражен как "метафизический бунт". Такие авторы как Юрген Мольтман видели в этом протесте против невозмутимого Бога "единственный серьезный повод для атеизма". Эта глубоко нравственная форма атеизма требовала серьезного ответа со стороны богословия — богословия страдающего Бога.