Введение в конституционное право
Шрифт:
Отметим, что в религиозном миропонимании совесть - врождённое религиозное чувство человека, «подключённое» к его бессознательным уровням психики; на её основе строится диалог человека и Бога, если человек не уклоняется от этого диалога сам; и в этом диалоге Бог даёт каждому персонально адресно соответственно его развитию доказательство Своего бытия в полном соответствии с принципом «практика - критерий истины».
Именно по этой причине совесть в религиозном миропонимании является средством разграничения объективных Добра и Зла в конкретике непрестанно текущей жизни общества, а добрый человек - человек живущей под властью диктатуры совести. И только он - свободен: объективно так сложилось,
Выход на этот уровень свободы обеспечивает освоение диалектики в изначальном значении этого слова: диалектика - искусство постижения истины путём постановки определённых вопросов и нахождения ответов на каждый из них [151].
Искусство диалектики - не поддаётся формализации в силу того, что всякий раз оно выражается в нюансах неповторимой конкретики жизненных обстоятельств его применения. Тем не менее, именно оно, вне зависимости от степени его осознанности индивидом, является основой познания и творчества. По причине дискретного характера мировоззрения и миропонимания людей, включающих в себя конечный набор образов и понятий, именно оно лежит в основе выработки всех знаний и навыков, в том числе и необходимых для освоения концептуальной власти, направленной на освобождение остального общества из-под власти невежества на трёх выше названных уровнях несвободы. Т.е. владение им запрограммировано генетически, хотя является не автоматически развивающимся навыком, а навыком индивидуально востребуемым [152].
Индивид, не владеющий им, обречён жить в режиме невольника - автомата, чьё поведение программируется чужими мнениями и волей, которые в силу разных причин стали достоянием его психики. Хотя он может быть многознающим и много чего умеющим, но всё же его творческий потенциал не реализован, в силу чего по структуре психики его скорее можно уподобить запрограммированному роботу, нежели признать состоявшимся человеком.
Вне диктатуры совести искусство диалектики вырождается в так называемую «дьявольскую логику», в которой аксиоматика и правила меняются по мере необходимости в тех пределах, которые допускают оппоненты приверженца «дьявольской логики».
Если же говорить о праведных тенденциях общественного развития, то они направлены на то, чтобы все люди к началу юности выходили на уровень свободы в том смысле, как это определено выше. На это должна быть направлена и политика государства, и прежде всего, - в сфере образования и воспитания подрастающих поколений. В противном случае общество людей без стыда и совести, пребывающих на трёх уровнях несвободы, не может быть ни демократическим, ни суверенным. Оно не способно к познанию и творчеству на благо Мира, обречено быть не хозяином самому себе, а заложником обстоятельств, возникающих помимо его воли, в том числе и по воле тех, кто по своему порочно нравственно обусловленному усмотрению целенаправленно формирует убеждения массы людей, чьё поведение подчинено либо животным инстинктам, либо заложенными в их психику извне убеждениям и поведенческим программам.
Если это осознавать не только лексико-теоретически, но и видеть в реальной жизни проявления всего изложенного, то либерализм это - подмена свободы как диктатуры совести, вседозволенностью, которую ограничивает только кое-как осмысленный отрицательный опыт прошлого, находящий своё выражение в юридической системе общества соответственно принципу «что не запрещено законом, то разрешено» и принуждению к соблюдению бессовестной законности различными средствами.
Но поскольку отрицательный опыт ограничен, и его осмысление также носит ограниченный характер (к тому же подцензурный - на основе принципа «кто деньги платит - тот и теории заказывает»), то либерализм в политической и экономической практике оказывается под властью множества умолчаний, превращающих его декларации о правах человека и свободах в пустую демагогию.
Реально приверженность идеологии либерализма - не свобода, а рабство, характеризуемое словами И.В.Гёте: «Самое большое рабство - не обладая свободой, считать себя свободным».
А либерально-рыночная экономическая модель - один из инструментов порабощения и поддержания устойчивости системы анонимного (не персонифицированного) рабовладения, осуществляемого большей частью не грубо-силовыми средствами. И поскольку экономическая деятельность в жизни глобальной цивилизации и культурно своеобразных обществ в её составе играет особую роль, обратимся к рассмотрению умолчаний либерально-рыночной экономической модели и их следствий.
2.3.3. Либерально-рыночная экономическая модель - блеф для порабощения идиотов [153]
Главных экономических тезисов буржуазного либерализма три:
· Частная собственность священна.
· Всё продаётся и всё покупается прямо или опосредованно, и деньги - эквивалент стоимости всего: вопрос только в цене, а также - в законности либо в незаконности сделки купли-продажи.
· «Невидимая рука рынка» отрегулирует всё в экономике наилучшим возможным образом, если ей не мешать.
Всё остальное в их воззрениях - пояснения и детализация этих положений.
Считается, что принципы построения либерально-рыночной экономики в наши дни лучше всего выражаются в так называемом «Вашингтонском консенсусе».
Термин «Вашингтонский консенсус» был введён в 1989 г. американским экономистом Джоном Уильямсоном [154]. Общепринятых формулировок «Вашингтонского консенсуса» нет, поскольку в произведениях самого? Дж.Уильямсона, его последователей и комментаторов формулировки видоизменялись с течением времени [155]. Тем не менее, вне зависимости от вариаций конкретных формулировок, именно дух «Вашингтонского консенсуса» задолго до того, как Дж.Уильямсон его выразил лексически, на протяжении всей второй половины ХХ века определял принципы вовлечения в процесс глобализации экономических систем государств - «проблемных» для США и Запада в целом (главным образом развивающихся и постсоциалистических). К их числу, а также и к числу его жертв можно отнести и постсоветскую РФ, прочие постсоветские государства, а не только страны Латинской Америки, по отношению к которым «Вашингтонский консенсус» был впервые сформулирован Дж.Уильямсоном в последние годы существования СССР.
Не греша против духа «Вашингтонского консенсуса», его принципы можно выразить так [156]:
1. Бюджетная дисциплина. Государства должны бюджетный дефицит если не ликвидировать, то свести к такому минимуму, который был бы приемлем для частного капитала.
2. Особая направленность расходов госбюджета. Субсидии потребителям и дотации производителям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь на первоочередную медицинскую помощь, на начальное образование и на развитие инфраструктуры [157].