Введение в общую психологию: курс лекций
Шрифт:
Итак, мы подошли к стулу, и я стала «думать», чтобы он его повернул (делал такие несколько поворачивающие движения рукой).
И Мессинг начал действительно поворачивать стул, но, увы – вверх ногами! Я усиленно думала, что его надо повернуть не так, а вот так, но ничего не действовало. Он вертел его минуты три; наконец, стул оказался в нужном положении, и я резко расслабила руку.
Но еще не конец, и Мессинг это чувствовал. Теперь по программе записки, которая находилась перед глазами жюри, надо было сесть на стул. И вот эта задача оказалась самой трудной! Ведь она была «неадресной»! Нужно было придать определенную позу своему телу, и это-то как раз труднее всего было отгадать по мышечным усилиям
И когда в ответ на мое усиленное думание Мессинг снова начал переворачивать стул вверх ногами, мне пришлось перейти на старый, проверенный способ передачи мыслей – сказать ему сквозь зубы: «Сядьте!» – и только тогда наше выступление закончилось.
Итак, еще раз: во-первых, большая активность и изобретательность при поиске нужного действия и, во-вторых, высокая чувствительность к идеомоторным сигналам – этих двух способностей достаточно для выполнения сложных «адресных» задач при так называемом чтении мыслей.
Теперь спросим себя: а происходит ли неосознаваемая передача информации в обыденной жизни, в профессиональной деятельности? Конечно, происходит. Вспомним некоторые виды спорта, которые требуют точного согласования движений партнеров, например, парное фигурное катание. Хотя этот вопрос и не исследовался специально, с большой вероятностью можно предположить, что удивительная слаженность у фигуристов достигается за счет взаимного восприятия мимолетных мышечных напряжений, перераспределений тонуса, незаметных подготовительных движений и т. п. Заметим, что сознание спортсменов обычно занято художественной стороной исполнения, так что взаимный обмен двигательной информацией, скорее всего, проходит на неосознаваемом уровне.
Возьмем другой пример: боксеры и фехтовальщики. Должны они уметь разгадывать готовящиеся удары противника? Обязательно должны. И вот та непрерывная двигательная активность, в которой находится фехтующий или боксирующий спортсмен, наверняка направлена не только на подготовку нужного движения, но и на маскировку его. Канал общения между противниками как бы забивается лишними движениями, и последние организуются как мера предотвращения невольной, неосознаваемой передачи информации.
Но сделаем шаг в еще более широкую область – повседневное общение людей друг с другом. Неосознаваемые и полуосознаваемые компоненты речевой моторики постоянно обнаруживают наши состояния и настроения. Ведь голос человека может приобретать массу оттенков: быть глухим, звонким, хриплым, металлическим, дрожащим, мягким, и всеми этими качествами он обязан тонической активности голосовых связок и артикуляционного аппарата. Она, как и напряжения руки, далеко не всегда осознается, особенно ввиду того, что главная функция речевых движений состоит в передаче смысла, и сознание занято преимущественно этой их стороной.
Важно подчеркнуть, что эмоционально-выразительные сопровождения подобных действий часто не осознаются не только лицом, «индуцирующим» сигналы этого рода, но и тем, кто их воспринимает.
Сколько раз вам, наверное, приходилось наблюдать, как один человек перенимает у другого позы, жесты, манеру говорить, совершенно не замечая этого. Способность неосознаваемых компонентов общения оказывать на другое лицо также неосознаваемое действие является одним из самых замечательных их свойств. Можно думать, что свойство это уходит корнями в биологические механизмы подражания и эмоционального заражения, которые играют ведущую роль в коммуникации животных.
Сказанного, наверное, достаточно, чтобы понять, почему в экспериментальной психологии издавна предпринимались попытки обнаружить, и по возможности зарегистрировать, неосознаваемые компоненты действий и состояний человека.
В качестве примера я приведу одно исследование, которое было проведено в 20-х гг. прошлого века молодым тогда психологом А. Р. Лурией, впоследствии ученым с мировым именем, профессором Московского университета.
В основу этого исследования был положен так называемый ассоциативный эксперимент, предложенный К. Юнгом для выявления скрытых аффективных комплексов. В таком эксперименте испытуемому обычно предъявляют длинный список слов, на каждое из которых он должен ответить первым приходящим в голову словом.
А. Р. Лурия внес в описанную методику следующую модификацию: он просил испытуемого вместе с произнесением ответного слова нажимать на очень чувствительный датчик (это была мембрана пневматического барабанчика). Таким образом, словесный ответ сочетался, или сопрягался, с моторной ручной реакцией, ввиду чего методика в целом и получила название сопряженной моторной методики А. Р. Лурии (69).
И вот что оказалось. Если предлагаемое слово было нейтральным, то через положенное время, в среднем спустя 2–3 секунды, следовал ответ (например, дом – окно, стол – стул) и запись моторной реакции имела острый пик, который означал уверенное нажатие на датчик. Если же предлагалось эмоционально окрашенное слово, то время речевой реакции увеличивалось до 10—25 и более секунд, но это было известно и раньше. Что же касается моторного ответа, то он тоже задерживался, но до явного нажатия в руке разыгрывалась своего рода «тоническая буря»: на записи руки можно было видеть подъемы и спады, снова подъемы, дрожь и т. п. Все это отражало «смятение» испытуемого в период подыскания подходящего ответа.
Эта методика была применена А. Р. Лурией к лицам, которые находились под следствием и подозревались в преступлении.
Вот один пример. Субъекту, причастному к убийству, дается слово «полотенце» (для него это значимое слово, так как во время преступления жертва при сопротивлении поранила ему руку и он оторвал кусок полотенца, чтобы перевязать рану). Следует период молчания в течение 7 секунд. Одновременно в моторной сфере наблюдается тоническое волнение – на записи медленно поднимается «горб» с неровной, колеблющейся формой; внешняя же реакция так и не наступает (69, с. 232).
В настоящее время высокая техническая оснащенность психологического эксперимента позволила изучить и применять в целях диагностики различных психических состояний человека (эмоционального возбуждения, напряжения, стресса, концентрации внимания и др.) десятки объективных индикаторов. Среди них и традиционные физиологические показатели, такие как пульс, частота дыхания, кровяное давление, электрическая активность мозга и такие недавно изученные индикаторы, как, например, микродвижения глаз, зрачковая реакция и др. Любопытные результаты были получены в одном американском исследовании, где для выявления эмоциональных состояний использовалась регистрация ширины зрачка.
Испытуемым-студентам (мужчинам и женщинам) предъявлялись картины различного содержания. Среди них были фигура обнаженного мужчины, фигура обнаженной женщины, изображение матери с ребенком и пейзаж.
Как видно на рис. 4, у испытуемых-мужчин ширина зрачка оказалась наибольшей при рассматривании фигуры женщины, а у женщин – при восприятии матери и ребенка. Кстати, с помощью этого метода оказалось возможным выявлять лиц-гомосексуалистов.