Введение в психоанализ. Ошибочные действия. Сновидения

Книга, которую Вы держите в руках, содержит первую часть двухсеместрового лекционного курса, читавшегося З. Фрейдом в Вене в зимнем семестре в 1915/1916 и 1916/1917 уч. гг. Текст лекций был подготовлен к публикации самим З. Фрейдом. Эти лекции были ориентированы на широкий круг слушателей: их посещали не только врачи, но и неспециалисты, желавшие познакомиться с психоанализом, который представлял собой в то время молодое, но уже ярко заявившее о себе направление в медицине (в начале первой лекции Фрейд называет его «методом лечения нервнобольных»). При этом психоанализ привлекал к себе внимание публики не только своими медицинскими успехами, но и разработанной Фрейдом в процессе развития психоаналитической терапии теорией сексуальности. Слава психоанализа во многом была скандальной.

Когда мы сегодня думаем о сексуальных запретах прошлого, мы не всегда в достаточной мере разводим сферу того, что считалось недопустимым в качестве предмета обсуждения, и того, что не практиковалось на деле. Нам может казаться, что строгость дискурсивных запретов совпадает с равной строгостью нравов. На деле же это не вполне так. Скорее можно говорить

о влиянии первого на второе, о том, что маркированность сексуального как непристойного, «грязного», недопустимого для обсуждения способствовало тому, что многие люди этого времени были весьма воздержаны в половой сфере; однако одновременно присутствовала и возможность осуществления запретного – но так, чтобы это запретное было совершенно выведено из речевого пространства. То же касалось и сферы «внутренней» жизни: усваивая, интериоризируя существующий дискурсивный запрет, человек и во внутренней речи не допускал обсуждения не только событий, но и желаний сексуального характера.

Открытие, сделанное Фрейдом, состоит отнюдь не только в обнаружении сексуального характера неврозов или даже сферы бессознательного – этого нового «континента» психики, существование которого предполагали многие авторы уже задолго до Фрейда, но путь к каковому, ведущий через эмпирию, проложил именно Фрейд [1] . Прежде всего он приходит к опытному обнаружению того, что человек, как это выражается в старой философской формулировке, есть существо словесное, [2] . Настолько словесное, что никакое человеческое желание не может быть совершенно отчуждено от слова и речи, и даже лишённое возможности напрямую быть выраженным, находит способ высказать себя посредством ошибочных действий, образов сновидений, невротических симптомов – и это именно высказывание в самом прямом смысле слова, речевой акт, который, как показывает Фрейд, может быть «расшифрован» и понят в процессе анализа.

Даже то желание, которому отказывают в возможности быть высказанным во внутренней и во внешней речи от лица того, чьим желанием оно является, входит в коммуникативное пространство. Мы всегда сообщаем о себе больше, чем думаем сообщить. Одновременно, конечно, и другие участники коммуникации понимают о нас больше, чем думают, что понимают. В коммуникации всегда присутствует неосознаваемый план. Но порой неосознаваемое, исключённое из прямой и осознанной речи, оказывается способно так сообщить о себе, что скрытое с очевидностью обнаруживается. Такие ситуации мы можем найти не только в реальной жизни, но и в литературе. В частности, Фрейд приводит следующий пример из «Валленштейна» Ф. Шиллера: «Макс Пикколомини в предыдущей сцене страстно выступает на стороне герцога и мечтает о благах мира, раскрывшихся перед ним, когда он сопровождал дочь Валленштейна в лагерь. Его отец и посланник двора Квестенберг в полном недоумении. А дальше в 5-м явлении происходит следующее:

КвестенбергВот до чего дошло!(Настойчиво и нетерпеливо.)А мы ему в подобном ослепленьеПозволили уйти, мой друг,И не зовем его тотчас обратно –Открыть ему глаза?Октавио(Опомнившись после глубокого раздумья.)Мне самомуОткрыл глаза он шире, чем хотелось.КвестенбергЧто с вами, друг?ОктавиоПроклятая поездка!КвестенбергКак? Что такое?ОктавиоПоскорей! Мне надоВзглянуть на этот злополучный следИ самому увидеть все. Пойдемте.(Хочет его увести.)КвестенбергЗачем? Куда вы?Октавио(Все еще торопит его.)К ней!КвестенбергК кому?Октавио(Спохватываясь.)Да к герцогу! Пойдем!(Перевод Н. Славятинского)

Октавио хотел сказать «к нему», герцогу, но оговорился и выдал словами «к ней» причину, почему молодой герой мечтает о мире» (наст. изд., с.).

Приводя в своих лекциях этот и другие примеры оговорок, которые оказываются подчас красноречивее любых слов, Фрейд подводит слушателей к вопросу о том, не является ли всякая оговорка и, шире, всякое ошибочное действие имеющими смысл, а точнее, выражающими некоторое, пусть даже и не осознаваемое, намерение. На этот вопрос Фрейд склонен ответить утвердительно. Такое предположение наличия смысла в любых ошибочных действиях важно, разумеется, не только как «теоретическое»: на практике с ним связано побуждение искать этот смысл в случае подобного рода ошибок. О том, что может быть обнаружено в процессе него, Фрейд и рассказывает далее слушателям.

Не случайно именно с рассмотрения оговорок, а затем и других видов ошибочных действий, Фрейд начинает знакомить слушателей с психоанализом. Выбор этой проблематики в качестве вводной в рамках лекционного курса позволил Фрейду начать обсуждение психоанализа с области, опытно доступной слушателям. Хотя, как предупреждает их Фрейд в первой лекции, психоаналитическая терапия как таковая не может быть продемонстрирована в учебных целях перед аудиторией, всё же ему удаётся начать раскрывать свой подход с обращения к фактам, подобные которым каждый из слушателей может наблюдать и в собственной жизни. Позволяя слушателям соотнести говоримое с собственным опытом, Фрейд приглашает их пройти вместе с ним тем путём, каким первоначально двигался и он сам: от фактов, которые оказывались в его распоряжении, к попытке объяснить эти факты, раскрыть лежащие в их основе причины.

Опора на факты и упорство в том, чтобы не оступаться ни от каких из них, сколь бы они ни казались отвратительными или неудобными – упорство, с которым сопряжено удовольствие искателя приключений, предпочитающего движение навстречу неизведанному хождению по уже проторенным путям, – это черты, которыми характеризовал себя сам Фрейд, и в которых он готов был признать свою сильную сторону. Напротив, тем, как ему удавалось эти факты интерпретировать, как получалось выстроить на их основе концепцию, он никогда не был удовлетворён, жалуясь на то, что ему не дано «лучших мозгов». «Вызывает улыбку, – пишет Л. Триллинг в предисловии к написанной Э. Джонсом биографии З. Фрейда, – ощущение Фрейдом недостаточности своих интеллектуальных способностей, и, возможно, если не относиться с симпатией к этому человеку, можно заподозрить нечто некрасивое в его жалобе – ложную скромность. Несмотря на это, Фрейд описывает действительность. Какими бы интеллектуально превосходными ни казались нам теперь разработанные им идеи, они не казались такими, когда он их постигал; его чувствами были, скорее, терпение, покорность фактам, упрямство» (Триллинг 1997, с. 9).

В лекциях Фрейд ещё раз проходит вместе со слушателями проложенными им путями. От темы ошибочных действий он переходит к теме толкования сновидений, ограничиваясь рассмотрением этих двух тем в первый семестр этого двухсеместрового курса. Толкование сновидений – тема для Фрейда крайне важная. Толкование сновидений пациентов с использованием метода свободных ассоциаций имело основополагающее значение для становления психоаналитической терапии и теоретического ядра психоанализа. Фрейд называл сновидения «царским путём» в бессознательное.

Как только Фрейд берётся за тему толкования сновидений, мы снова видим перед собой учёного, не готового поступиться никакими фактами – даже теми, которые признаются современной ему наукой «пустыми», неспособными ничего дать для понимания человека. Он убеждён, что все стороны человеческой жизни имеют какой-то смысл, и находит, что те из них, которыми все пренебрегают, могут не только что-то значить, но имеют подчас ключевое значение для познания душевной жизни и помощи тем, кто страдает душевными расстройствами. Ученик крупного физиолога Э.В. фон Брюкке, в чьей лаборатории Фрейд начинал свою научную деятельность, и уважение и восхищение которым он сохранил на всю жизнь, Фрейд дерзнёт радикально расширить понимание и жизненную практику научной объективности. Если Брюкке, как и многие естествоиспытатели его времени, исходил из чёткого разделения субъективного и объективного, стремясь в своём служении науке вынести за скобки даже свою собственную субъективность и обстоятельства личной жизни [3] , то Фрейд попытался объективно подойти к самой сфере субъективного, изучить её законы. И в решении этой задачи он оказался радикальнее и одновременно последовательнее многих современных ему психологов, сосредоточивших своё внимание на изучении того, что хотя и принадлежит сфере психического, но составляет её объективную или объективируемую сторону, и опять же исключивших собственно субъективное в его специфике – пристрастности, тенденциозности, фантазийности и т. д. Ведь Фрейда как раз начинают интересовать намерения, желания, фантазии, образы сновидений – словом, всё то, что до него неизменно оказывалось за бортом объективного научного рассмотрения. И всё это он стремится исследовать и понять с предельно возможной научной строгостью.