Введение в языкознание: курс лекций
Шрифт:
Семасиологический принцип в лингвистике восходит в Европе к александрийским филологам, жившим в III–I веках до н. э., а второй – к модистам, жившим в позднем средневековье.
Только в XX в. – в работах О. Есперсена, В. Матезиуса, Л.В. Щербы и др. – была осознана равноценность семасиологизма и ономасиологизма в языкознании, естественно вытекающая из равноправия – в качестве объектов исследования – слушающего и говорящего. История языкознания, вместе с тем, свидетельствует о том, что даже в XX в. к истолкованию соотношения между семасиологизмом и ономасиологизмом подходили с альтернативистской точки зрения: Ш. Балли, например, признавал лингвистическую ценность только последнего, а Л. Ельмслев – только первого. Подобный альтернативизм имеет далёкие историко-научные корни.
Противостояние семасиологических грамматик, восходящих к их греко-римским образцам, и ономасиологических, получивших завершение в «Спекулятивной грамматике» Томаса Эрфуртского (XIV в.), в эпоху Возрождения стало очевидным. Именно в это время зарождается методологический альтернативизм между семасиологизмом и ономасиологизмом. Его родоначальником можно считать Юлиуса Цезаря Скалигера.
Ю. Скалигер занял в грамматике позицию воинственного оно-масиологизма (= антисемасиологизма). Свои критические стрелы он направил в интерпретационную сердцевину семасиологической грамматики. Он писал: «Грамматики не являются интерпретацией авторов» (Grammatici non est interpretari autores) (Scaligeri de causis linguae latinae. Lyons, 1540. С. 3). Непосредственным адресатом этих слов была грамматика александрийцев. Цель грамматики Ю. Скалигер видел в том, чтобы исследовать языковые средства, с помощью которых выражаются философские категории, выведенные Аристотелем. Эта цель ясно указывает на ономасиологическую направленность его грамматики латинского языка, поскольку от содержательных категорий к средствам их языкового выражения продвигается в своей речевой деятельности говорящий, а не слушающий.
Родоначальником воинственного семасиологизма в начале XIX в. стал один из основателей сравнительно-исторического языкознания Расмус Раек. Он настолько критически относился к универсально-ономасиологическим грамматикам XVII–XVIII веков, что по существу отказал им в лингвистическом статусе. Характерную черту этих грамматик учёный видел в том, что на ведущее положение в них выдвинут принцип «от мысли к средствам её языкового выражения». Но для Р. Раска этот принцип был неприемлем. Он писал: «Не мысль и её формы, а слова, звучания и их формы вместе с отношениями или связями составляют то, чем должно заниматься учение о языке» (Кузнецов С.Н. Теоретическая грамматика датского языка. Синтаксис. М.: Наука, 1984. С. 10).
О живучести антиономасиологизма в наше время свидетельствует, например, такой красноречивый факт: известный романист В.Г. Гак отказывал ономасиологической грамматике в грамматическом статусе. Он писал: «Ономасиологическая грамматика не является грамматикой в собственном смысле этого слова» (Проблемы функциональной грамматики / Под ред. В.Н. Ярцевой. М.: Наука, 1985. С. 15).
Но в XX в. перекочевал из прошлого и воинственный ономасиологизм (антисемасиологизм). Его ярким представителем в это время стал Шарль Балли. Ономасиологический подход он расценивал как единственно рациональный. Следовательно, семасиологическому подходу он отказал не только в лингвистическом, но и научном статусе. Он писал: «Итак, единственно рациональный метод состоит в том, чтобы брать за исходную точку логические категории и отношения, которые живут в сознании всех носителей данного языка, с целью определить средства, которые язык предоставляет в распоряжение говорящих для выражения каждого из этих понятий, категорий и отношений» (Балли Ш. Французская стилистика. М.: Иностранная литература, 1961. С. 296).
Альтернативный (абсолютистский) подход к решению вопроса о соотношении семасиологизма и ономасиологизма в XX в. сосуществал с диалектическим. Последний расценивает их как равноправные в нашей науке. Впервые мы его обнаруживаем ещё у В. Гумбольдта.
Но В. Гумбольдт опережал своё время. Его установка на диалектическое сочетание семасиологизма и ономасиологизма в языкознании не нашла глубокого понимания в XIX в. Полный отказ от альтернативизма (или/или) в вопросе о соотношении семасиологизма и ономасиологизма продемонстрировали в первой половине XX в. Отто Есперсен и Вилем Матезиус. Они обосновали научную равноценность обоих подходов (и/и). Первый из этих подходов исходит из точки зрения слушающего, а второй – из точки зрения говорящего.
Разграничению семасиологизма и ономасиологизма О. Есперсен придавал фундаментальное значение. Иначе и быть не может: главными действующими лицами в речевом общении являются говорящий и слушающий. Смешивать их точки зрения в лингвистике – не понимать коммуникативной сущности языка. О. Есперсен писал: «Сущностью языка является человеческая деятельность – деятельность одного индивида, направленная на передачу его мыслей другому индивиду, и деятельность этого другого, направленная на понимание мыслей первого. Если мы хотим понять природу языка и, в частности, ту его область, которая изучается грамматикой, мы не должны упускать из виду упомянутых двух людей – производящего и воспринимающего речь, назовём их проще – говорящим и слушателем» (Есперсен О. Философия грамматики. М.: Иностранная литература, 1958. С. 15).
Семасиологическая («формальная») грамматика, считал В. Матезиус, имеет долгую историю своего развития. Её истоки восходят к деятельности александрийских филологов, которые принимали точку зрения получателя речи за свой отправной пункт. Напротив, ономасиологическое («функциональное») направление в грамматике, по мнению чешского учёного, является сравнительно молодым – оно связано с учением В. Гумбольдта (В. Матезиусу были неизвестны грамматики модистов).
«Традиционный метод лингвистического исследования, – писал В. Матезиус, – может быть назван формальным в том смысле, что форма, как вещь известная, постоянно бралась за отправной пункт исследования, тогда как значение, или функция, формы рассматривалось как то, что должно быть обнаружено. Это явилось естественным следствием из факта, что филология долгое время основывалась главным образом на интерпретации старых текстов и, следовательно, делала точку зрения читающего своей собственной. Перенесённый в реальную жизнь, формальный метод совпал с методом слушающего… В противоположность традиционной интерпретации форм, современная лингвистика принимает значение, или функцию, за свой отправной пункт и пытается обнаружить, какими средствами оно выражено. Это и есть точка зрения говорящего или пишущего, который должен находить языковые формы для того, что он хочет выразить» (Mathesius V. Nov'e proudy a smery V jazykovednem bad'ani // Z klasickeho obdobi Praske skoly 1925–1945. Praha, 1972. C. 12).
Дихотомия «семасиологический подход – ономасиологический» тесно связана с четвёртой из рассматриваемых гносеологических дихотомий – «структурный подход – функциональный». Вторая конкретизирует первую.
Соотношение между указанными дихотомиями может быть представлено следующим образом:
В конечном счёте мы получаем четыре типа лингвистических описаний – структурно-семасиологический, функционально-семасиологический, структурно-ономасиологический и функционально-ономасиологический. Первый из них сосредоточивает внимание на изучении перехода «речь -> языковая система», второй – перехода «языковая форма -> внеязыковое содержание», третий – перехода «внеязыковое содержание -> языковая форма» и четвёртый – перехода «языковая система -> речь».
Главная задача структурно-семасиологической лингвистики – моделирование языковой системы, как она представлена сознанию слушающего. Главная задача функционально-семасиологической лингвистики – описать, как языковая система функционирует в деятельности слушающего.
Главная задача структурно-ономасиологической лингвистики – моделирование языковой системы, как она представлена сознанию говорящего. Главная задача функционально-ономасиологической лингвистики – описать, как языковая система функционирует в деятельности говорящего.
Семасиологическая лингвистика имеет дело с формальными структурами языка, а ономасиологическая – с содержательными. Первый тип языковых структур отличается от другого своею протяженностью: в состав содержательных структур языка входит несколько формальных. Так, часть речи (например, существительное) – пример формальной структуры языка. Но любая часть речи может быть развёрнута до содержательной структуры. Это происходит, например, при субстантивации, т. е. при употреблении какой-либо части речи в значении существительного (новенькая, его «завтра»).