Вверх по реке

Он был самым обычным офицером, каких десятками выпускают военные академии по всей империи. Выше среднего роста, одет с иголочки, чисто выбрит, носит щегольские усики ниточкой. Видимо, считает себя просто неотразимым для дам. Я-то не дама, так что не могу судить, но такие обычно и вправду успехом у женщин пользуются. Вот только с женщинами у нас было туго. Ближайший офицерский бардак, где риск подхватить дурную болезнь немного ниже среднего, располагается далеко от нашей линии окопов. Ближе к полковому штабу, а может, и армейскому — столь ценным ресурсом, как чистые шлюхи, командование никогда

— Терпеть таких не могу, — заявил Миллер, глядя нового офицера, — обычно с их появлением начинаются неприятности.

С Беном тут было не поспорить — опыт подтверждал его слова. Правда ему никогда не нравились новые офицеры, как бы они не выглядели. Всех их он скопом записывал в источник неприятностей. И, надо сказать, ошибался редко.

— Имена, фамилии, звания, — выпалил, как по писанному, офицер, глядя на нас.

— Для начала представьтесь, — ответил я без обычной ленцы, которую приберегаю для особенно неприятных офицеров. — А то может быть, вы обращаетесь к старшим по званию.

— Обер-лейтенант фон Линдад, — офицер сумел даже прищёлкнуть каблуками в нашей грязи, — назначен командиром штурмовой роты.

— Свежее мясо, — кивнул Миллер, однако Линдад сумел проигнорировать его с истинно дворянским презрением.

— Не обижайтесь на моего товарища, — усмехнулся я, — вы ещё не в курсе наших обычаев и прозвищ. Они могут звучать довольно неприятно, тем более для титулованной особы, но, поверьте, иные заслужить дорогого стоит.

— Я так и не знаю, с кем имею честь вести беседу, — заметил обер-лейтенант.

— Это гауптманн Миллер, — представил я Бена, — мой заместитель и правая рука, а я тут за начальника разведки не то полка, не то всей дивизии. В последнее время не разберёшь.

Моё имя ему ничего не сказало, а вот званиями мы отличались всего на пару буковок, но эти две буковки всё решали. Спесивый фон Линдад был обер-лейтенантом, а я оберст-лейтенантом, и теперь выходило, что он должен отдавать мне честь и вытягиваться в струнку, когда я обращаю на него внимание.

— Садитесь, обер-лейтенант, — кивнул я ему, — если опасаетесь запачкать брюки, накройте табуретку бумагами вон оттуда.

Я указал на заваленный картами складной столик в углу блиндажа.

— Но это же… — глаза обер-лейтенанта фон Линдада округлились, став размером с пятигульденовую монету.

Шуточка, конечно, дежурная, но на новеньких действует безотказно. Особенно, на таких, как фон Линдад, — только вчера из училища.

— Они прошлогодние, — усмехнулся я. — Устарели ещё когда вы, герр обер-лейтенант, штаны в училище просиживали.

Смутившийся фон Линдад присел к нашему столу, накрыв перепачканный неизвестно чем табурет парой развёрнутых карт.

— Какие новости в глубоком тылу? — спросил у него Миллер.

— В штабе дивизии планируют новый штурм, — не удивил нас Линдад. — Хотят отомстить за Большой провал.

Мы с Миллером переглянулись: конечно, хотят. После того, как сапёры Альянса — само собой, ублюдки-недомерки — подвели контрмину под нашу минную галерею и взорвали уйму динамита, проделав в траншеях такую дыру, что будь у врага силы для контратаки, то фронт мог бы и посыпаться. Но за семь месяцев проклятой осады сил уже ни у кого не осталось. Грёбанный трирский урб [1] перемалывал подкрепления с невероятной скоростью: людей, технику, лошадей, орудия, боеприпасы. Всё, что попадало сюда, стремительно превращалось в кашу из грязи, крови и железа — тщательно перемешанную и хорошенько взболтанную.

— Кто-то хочет вернуть себе эполеты, — сардонически усмехнулся Миллер, — а то погоны на плечи давят.

После Большого провала головы полетели знатно. Кое-кто даже под суд угодил, хотя вины особой ни за кем не было — просто враг сумел переиграть нас. Война — здесь такое на каждом шагу. Однако в Гаттерлине жаждали крови и пришлось кинуть Генеральному трибуналу кусок, чтобы газеты могли раструбить о процессе над виновными в Большом провале. Теперь же командованию нужно было срочно что-то предпринять, чтобы вернуть себе хотя бы тень былого расположения кайзера и Генерального штаба.

— Наверное, — пожал плечами фон Линдад, — потому сюда и нагнали столько штурмовых рот. Два полных драгунских полка — Намслау и Алленштайна. Вместо лошадей самоходные бронированные повозки, вы, наверное, слышали о таких. В каждую забирается отделение бойцов, и они катят себе к вражеским траншеям. Никакие пулемёты не страшны.

— Значит, на них хотят сделать ставку, — в голосе Миллера не было вопросительных интонаций, — тогда мой тебе совет, обер-лейтенант: заверши до атаки все дела на этом свете. Невесте напиши, родителям — попрощайся со всеми. И письма до боя отправь — вряд ли от тебя много останется.

К чести фон Линдада он не побледнел от этих слов: то ли знал, что остаётся после попадания крупнокалиберного снаряда в бронированную самоходную повозку, то ли выдержку имел лучше, чем я о нём сначала подумал.

— Не только на них, — ответил он. — Эшелоны с боеприпасами продолжают прибывать. Планируется несколько дней беспрерывного артобстрела, чтобы расчистить как можно большую площадь. Возможно, снести один или два форта.

Мы с Миллером снова переглянулись — пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать сколько раз командование пыталось обратить ситуацию в свою пользу, закидывая позиции врага тысячами снарядов.

— Артобстрел, конечно, дело хорошее, но вряд ли он поможет против минных заграждений, — заменил Миллер.

— Именно за этим меня и отправили к вам, — кивнул фон Линдад. — Командование поставило перед разведкой дивизии новую задачу…

— Которой уже лет сто скоро будет, — скривил губы в сардонической ухмылке Миллер.

— Достать карту минных полей нам поручают перед каждым серьёзным штурмом, — пояснил я напрягшемуся Линдаду.

Стерпеть такое неуважение ему не позволила бы сословная спесь. Лицо молодого обер-лейтенанта украшали несколько весьма впечатляющих шрамов, выдающих в нём любителя «мензурного фехтования». [2]