Вверх по реке
Шрифт:
Рядом захлопали ещё выстрелы — Миллер со штурмовиками быстро разделались с остальными солдатами. Я даже оглядываться на них не стал, знал, что дело сделано.
Открыв дверцу кабины, я выкинул оттуда труп машиниста и склонился над приборной панелью. Управлять автодрезиной несложно — один рычаг и несколько кнопок — вот и вся премудрость. Я как раз завёл машину, когда через заднюю дверцу вошёл Миллер.
— Всё чисто, — доложил он, протягивая мне карабин. — Не стоит в следующий раз так разбрасываться имуществом. Тебе-то всё равно, а отписываюсь за утраченное имущество я.
— Постараюсь, — традиционно
— Штурмовики помнят, что им надо молчать, как рыбам? — спросил я у Миллера, когда дрезина снова покатила по рельсам, оставив трупы экипажа позади. — Их акцент выдаст за милю.
— Тут вроде должны быть астрийские части, — пожал плечами он. — Если что постараюсь свалить на них акцент, но парни не дураки: знают, когда держать рот на замке.
— Надеюсь.
Не то, чтобы я сильно сомневался в умственных способностях штурмовиков, просто не привык полностью доверять кому-то, чьего имени даже не знаю. Миллер представлял их обоих, однако я сразу выбросил их имена и звания из головы. Так проще, когда имеешь дело с расходным материалом.
Однако я зря думал о штурмовиках хуже, чем они были. Ребята отлично справились с разгрузкой боеприпасов. Миллер управлялся с краном, установленным позади кабины, а штурмовики молча руководили солдатами, принимающими снаряды из прицепного вагона. Обошлись одними жестами, вполне понятными по обе стороны линии фронта.
Заднего хода у дрезины не было, и я пустил её дальше, на первой же развилке переведя стрелку в направлении, обозначенном как «склад». Вот теперь начиналось самое сложное.
Нам с Миллером не привыкать теряться в толпе, отделываясь от вопросов многозначительными репликами. А вот штурмовики к такому не привыкли, и были слабым звеном во всей операции. Я даже подумывал, не приказать ли обоим перемотать лица бинтами, имитируя сломанные челюсти. Но два человека с одинаковыми травмами выглядят слишком подозрительно. Тем более на складе боеприпасов такой цитадели, как Недрев. За безопасностью тут следят очень хорошо.
Следуя жестам сигнальщика с флажками, я загнал дрезину в нужный бокс, и мы поспешили покинуть её.
— Смена закончилась, — сказал я дежурному, закидывая карабин на плечо отработано-усталым движением и ставя неразборчивую закорючку напротив отметки об окончании чьего-то рабочего времени.
— Повезло, — кивнул тот, даже не заглянув в журнал. — А я только заступил. Сильно трясёт?
— Есть такое.
Я ничуть не кривил душой: форт, где мы разгружали снаряды, то и дело сотрясался, как будто вот-вот развалится. И не было ни одного прямого попадания — снаряды ложились близко, но ни разу не ударили в сам форт.
Главный секрет проникновения на вражеский объект — это внешний вид. Надо сохранять спокойствие, даже если увидишь вдруг розалийского короля или герцога Олайского, и шагать себе дальше с самым деловым видом, какой только можешь на себя напустить. Само собой, не забыв прежде отдать честь или упасть на колени — в зависимости от того, кто перед тобой.
Так мы и шагали по коридорам укреплений Недрева, ища дорогу к ближайшему штабному помещению. Там-то и начнётся настоящая работа, и как всё оберётся, я не мог сказать. Всякий раз, когда я доходил до этой части, всё шло как-то
Мы вошли в первый же штабной бункер, какой нам попался. К нам обернулись пара розалийских офицеров и ещё один в трирской форме. Миллер аккуратно прикрыл за нашими спинами двери, штурмовики остались по ту сторону: их задачей было отпугивать всех своим грозным видом.
— Господа, — обратился я офицерам, — это диверсия. Лишь от вас зависит: умрёте вы легко и быстро или же придётся помучиться.
К чести их стоит сказать: все схватились за оружие, но я был быстрее. Мой «фромм» дважды рявкнул, прежде чем они успели достать пистолеты из кобур. В бетонном мешке штабного бункера выстрелы ударили по ушам, как обухом, гильзы зазвенели по полу в повисшей тишине. Тишина пахла пороховым дымом и немного кровью из простреленных рук двух розалийцев.
— Вы все уже мертвы, господа, — заявил я, — как видите, я сразу честен с вами. И сразу озвучил все альтернативы. Быстрая и чистая смерть или мучения. Времени у нас немного, значит, пытать вас будем жестоко. Теперь всё ясно?
Менее резвые офицеры убрали руки с кобур, те же, кому я прострелил ладони, пытались зажимать раны. Кровь стекала между их пальцев на пол.
— Мне нужна карта минных заграждений этого участка, — продолжал я, намерено не меняя тона, — и я от вас получу сведения о ней. Уверен, хоть кто-то из вас знает, где она находится. Альтернативы я уже озвучил вам, так что выбор за вами.
— Здесь нет предателей! — выпалил старший по званию офицер с нарукавными знаками команданта. Он был одним из тех двоих, кому я прострелил руку.
— Боль, — шагнул к нему Миллер, доставая нож, — делает предателями самых стойких.
Розалиец собрал слюну, чтобы смачно плюнуть ему в лицо, но прежде я врезал ему под дых, а затем добавил рукояткой пистолета по шее. Командант повалился к нашим ногам, скрипя зубами от боли.
— Теперь вы понимаете, что шутить мы с вами не собираемся, господа, — продолжал я тем же ровным тоном. — Командант ещё жив только благодаря своему званию — любого другого я бы уже прикончил.
Я шагнул ближе ко второму розалийцу с простреленной рукой и сдавил ему пальцы, которыми он зажимал рану. Офицер с лейтенантскими нашивками на пропитавшемся кровью рукаве мундира побледнел и застонал сквозь зубы.
— А вот вы, — я поднял правую руку с «фроммом», — для нас, думаю, бесполезны ввиду слишком низкого чина.
Я дважды нажал на спусковой крючок — два выстрела ударили по ушам, две пули врезались в живот стоящего в паре шагов офицера с нашивкой су-лейтенанта [4] на плече. Он повалился на пол, скрючившись в позе зародыша.
4
Су лейтенант — звание в розалийской армии соответствует младшему лейтенанту.