Вверх тормашками в наоборот

Ночь Ева

На вид стержень металлический, холодный, а черный круг вокруг себя то ли выжег, то ли плеснул чем… Длинная такая штука, с метр, наверное. Геллан вынул кол медленно, плавно. Зажал в руке и глаза прикрыл. Потом посмотрел на Иранну. Такое зло взяло: они словно разговаривали между собой о чём-то глазами, а ты сиди тут, гадай, что и почему.

На полу зашевелилась Мила. Посмотрела на меня беспомощно. Глаза тёмные из-за зрачков расширившихся. Я протянула руку:

— Поднимайся давай, вывалилась тут, как на пляже. Солнца не будет, загара тоже. Это шуточки всё, да, Геллан?

Ну, вы поняли, я

так хотела его выспросить исподволь. Харэ им с Иранной глазки друг другу строить.

— В общем, приблизительно верно, — пробормотал он, не отрывая глаз от Иранниного спокойного лица. — По крайней мере, никакой угрозы нет.

— Ты ж говорил, замок чужих не пускает. Поэтому все могут спать спокойно.

Это я больше для Милы говорила. Она уже поднялась и платье отряхивала. Я трясла из её кудрей остатки еды: мы с ней ненароком пару тарелок прихватили на пол, когда Геллан ногой стулья из-под нас вышиб.

Геллан наконец-то оторвался от Иранны и посмотрел на меня. Не сердито, но пристально, словно приказывая не болтать много. И глазами на Милу повел. Ну да, я дура, что поделаешь… Вот же шаракан безрогий! Вечно меня за язык дёргает!

— Ладно, развлеклись немного — и хватит. Это чтобы обед пресным не казался, Дара. Остренького в соус. — Иранна глаза прижмурила, как кошка. Да она издевалась по ходу! Но возражать я не стала, достаточно того, что рука Милы в моей тряслась.

— Марш по комнатам. Умылись, переоделись все. — она зыркнула на Геллана. — И отправимся в долину. Я распоряжусь, Дара, чтобы тебе другое платье дали. Вы сейчас красивые, как хавры.

Я нырнула в глаза Милы, как Геллан учил. Она, видимо, сделала то же самое. Не удержавшись, хихикнула. Мила тоже. Вначале неуверенно, словно боясь, а затем звонче, раскрываясь, как цветок после дождя или под лучами солнца. Я услышала, как приглушенно кашлянул Геллан. Мелодично закурлыкала Ви. И даже у изваяния Дреда дрогнули скульптурные губы. У Иранны тоже потеплели глаза, а на губах заиграла улыбка, делая её лицо красивым до невозможности.

Пока мы веселились, Иранна, видимо, успела на счет одежды распорядиться. В новой комнате меня ждало очередное балахонное платье, правда, уже не домотканно-желтоватое, а ярко-голубое. Видать, чтоб меня издалека видно было, или намекали на моё небесное происхождение — кто их поймёт, шутников здешних.

Чертыхаясь, я умылась, переоделась и наскоро переплела потуже косу. Как смогла, не глядя. За этим занятием и застала меня мышка Мила, что проскользнула в дверь неслышно и замерла на пороге, испугавшись, наверное, своей смелости. Кудряхи старательно приглажены, щёчки розовые. Платье серенькое, неприметное.

— Не бойся, я не кусаюсь.

Мила вспыхнула сильнее и помотала головой.

— Т-тяпка…

— Да зайдём мы к этой обжоре, не переживай. Ей в саду хорошо, нравится. Царица: всё ей одной, представляешь?

Мила смотрела недоумённо.

— Ну… властительница, госпожа она. Царица по-нашему.

Мила застенчиво улыбнулась и кивнула: поняла, мол.

— Пошли, а то эти двое сожрут нас. Или уйдут сами.

Так мы и появились в комнате с камином — рука об руку, как две неразлучные подружки. Естественно, Геллан и Иранна уже нас ожидали.

Никто не возразил против похода в

сад. Геллан отправился в конюшню за лошадьми, а мы пошли Тяпку проведать. Как и ожидалось, она балдела. Мимеи разрослись ещё больше, стали гуще и толще, налились голубизной, белый цвет почти исчез, мелькал лишь изредка на концах завитушек и узких толстых листьев. Потрясающее зрелище!

— Воды животному никто не оставил, — недовольно пробурчала Иранна. — Вон, плошку, из которой семена поливали, досуха вылизала.

Мы налили чистой воды, Тяпка тут же присосалась, пофыркивая от удовольствия. Она балдела, подставляла уши, позволяла себя гладить и вообще вела себя так, словно всю жизнь жила среди людей. Мимеи колыхались и пели звонкую песенку — оду радости. Не удержавшись, я им подпела, отчего мимеи полезли ко мне целоваться.

— Ты их слышишь. — Иранна смотрела внимательно и будто нутро выворачивала.

— Да. А ты? — я вызывающе задрала нос, пытаясь избавиться от ощущений, которые вызывал во мне этот пристальный взгляд.

— А я нет. — муйба наконец отвела глаза.

— И я… н-н-нет. — прошептала Мила.

Она смотрела на меня, как на божество. Тьфу, ты…

Напоследок мы ещё потрепали Тяпку, мимеи с наслаждением облизали наши руки.

— Сдается мне, скоро будет сюрприз, — пробормотала Иранна под нос, словно разговаривала сама с собой.

Что она имела в виду, я допытываться не стала. Во дворе нас ждал Геллан. Белоснежный Савр заливисто заржал, приветствуя меня. Рядом била копытцем прехорошенькая маленькая пятнистая лошадка и серое чудовище, похожее на осла.

— С-с-софка, — представила Мила лошадку и погладила её по тёплой морде.

— А это Прынь — великий упрямец и ворчун, но я не променяю его даже на небесного лоборога.

— Осёл, — сказала я и уточнила:

— У нас их называют ослами. Ну… очень похож, по крайней мере.

— Ну да. Осло — так зовут их и здесь.

Короче, Мила легко на Софку вспорхнула: лошадка вежливо опустилась на колени и подставила пятнистую спинку в седле. Иранна воссела на Прыня и двинула чудовище пятками в бока, а меня подобрал Геллан, как самую никакую наездницу. Оно и правильно: впервые на лошади я ехала вчера ночью, да и то задом наперед. Сегодня Геллан посадил меня как положено, только джинсы мои остались где-то там, в разгромленной комнате, поэтому пристроили меня боком, как средневековую девицу какую-то умыкнутую. Радовало, что Мила едет так же. И только Иранне завидовалось со страшной силой: её широкая, многосборчатая юбка позволяла ей сесть, как положено наезднику.

Вот так к воротам до небес и подъехали: мы с Гелланом первые, за нами — Мила, рядом с ней — пёсоглавы, а позади — Иранна.

Корявая стена напоминала тёмную кору столетнего дерева: морщинистая, неровная, с углублениями и вертикальными выпуклостями. Где вход, где выход — фиг поймёшь. Не было рабов, ворота отмыкающих.

— Выход! — гаркнул Геллан. Видать, привычка: не так давно он рассказывал, что совсем не обязательно воздух сотрясать, чтобы двери открывались.

Не знаю, что там срабатывает, но неожиданно образовалась приличная такая дыра. Как будто кто-то гигантскую сигарету поднёс и расплавил стену, как полиэтилен. По-другому и не объяснишь, наверное…