Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
— В дикой природе коровы встречаются разные — и с мехом, и без меха, и ценности без заботливого волшебства медан в них — на деревянный грош. — продолжал Геллан лекцию. — Магия медан как раз в этом: превращать обычных животных, растения, иногда камни во что-то ценное, продуктивное, приносящее пользу. У каждого поселения — свои секреты, породы, культуры и сорта, которые практически невозможно повторить колдовством. Только приобрести и разводить естественным путём.
— А-а-а-а, — протянула я со смешком, — так они селекционеры!
— Геллан, это новое ругательство? — меданы следовали по пятам.
Обожаю, когда делают
Пока я ломала голову, что я "покажу" этим тёткам в цветовой гамме "вырви глаз", как говорит моя ма, когда видит аляповатые, в ярких тонах тряпки, Геллан продолжал рассказывать:
— Коров разводят нескольких видов: мясные, молочные, шубные и шкурные. Как и многие животные на Зеоссе, коровы сбрасывают шкуру. В природе она сходит кусками, а здесь мы помогаем им освободиться как можно аккуратнее, чтобы потом использовать шкуры для пошивки одежды. Как только мездра начинает отслойку, делаются аккуратные разрезы — и шкура сходит пластом, почти без повреждения. Шкурные коровы одноцветны, коричневых тонов, очень редко — черные. Поэтому используют покраску или разрисовку, чтобы получить что-то такое красивое, необычное, интересное. Меданы-художницы, а часто и их мужья, склонные к творчеству, наносят ручные или штампованные узоры, рисуют картины или просто окрашивают в другие цвета.
Мда, ему бы лекции читать перед аудиторией. Профессор. Я даже не думала, что он способен говорить так много и складно.
— На одной из коров мы и испробуем радужную краску Милы.
— Прям на корове? — я даже подпрыгнула. — А не проще дождаться, пока они шкуры сбросят, а потом рисовать?
— Краска на сброшенной шкуре не держится, — подала голос Иранна. — Только в тёплую живую плоть хорошо въедаются красители и держатся, можно сказать, вечно, пока одежда не сносится.
Становилось ещё интереснее. С красками оказалось тоже не всё просто, та ещё песня с припевом: они плясали с бубнами, извлекая их из растений, шаманили, смешивали, испытывали — целая наука колдовская. Насколько я поняла, никаких тебе химий, вонючих смесей, олифы и прочих мерзостей, существующих у нас. Всё натуральное, блин. Бабуле б моей понравилось.
— Попробуешь? — Иранна обратилась к Миле. Та покраснела и кивнула в ответ.
Меданы аж пританцовывали от нетерпения. Миле вручили широкую кисть с упругим, почти негнущимся ворсом, похожую больше на скребок. Краску из миски вылили в прямоугольную ёмкость.
Коровка цвета кофе с молоком стояла спокойно, задумчиво пережевывая траву. Глаза томные, философские. Она ткнулась безрогим лбом в моё плечо: то ли боднула, то ли симпатию высказала. Геллан, я так понимаю, думал о втором, а я склонялась к мысли, что коровушка хотела меня с ног свалить, но своими наблюдениями Геллана огорчать не стала.
Мила зачерпнула скребком краску и осторожно провела по коровьему боку. Животное вывернуло шею, наблюдая за процессом, но возмущаться не стало, терпело насилие кисти над шкурой.
Краска легла неровно, рваными мазками, но Мила старалась: это был её первый опыт, да и дело вовсе не в навыке, а ритуале. Девчонка маленькая, руки слабые… Она понимала, что этот мазок — аванс, дань её авторству, поэтому беспомощно оглянулась.
Тут же подскочила бирюзовая ведьмочка, аккуратно кисть из Милиных пальцев изъяла и пошла, пошуровала, как песню запела. Я залюбовалась. Глаз не могла отвести. От этих плавно движущихся рук, текущих, как вода, от широких уверенных мазков, что легли ровно, гладко, впитались, как масло…
Она заворожила, ей-богу… Я даже не поняла, когда обыкновенные тусклые коровьи бока превратились в сияющее нежное разноцветье: лоснящееся, бархатное, тёплое… Руки чесались притронуться, погладить, хотелось приложиться щекой и замереть…
Оказалось, не одна я очаровалась: Мила сжала мою руку, Геллан не отводил от коровы взгляда, Иранна стояла с таким лицом, будто нектара испила божественного, море медан волновалось, ахало, махало руками.
Краски как раз хватило на коровий корпус. Смешная такая бурёнка получилась: с кофейной мордой, ногами, хвостом и в радужном пальто.
— Супер! — выдохнула я, захлёбываясь от восторга.
— Подождём до завтра, — остудила нас Бирюзовая с радужным пятнышком на хорошенькой щёчке. — Если за ночь не потускнеет, не потрескается, вива госпоже Миле.
Я заметила, как украдкой быстро-быстро плевали на землю меданы. Оказывается, Зеосс не так уж далёк в суевериях от Земли.
В душе ликовало и пело: я была уверена: ничего плохого не случится ни за ночь, ни позже. Я улыбалась и светилась, как Милина краска, меня распирало от чувств, поэтому я погладила корову по влажной морде:
— Хорошая Бура, молодец.
Коровка забавно замотала головой, зашлёпала ушами и протрубила:
— М-у-у-у-у!
Всеобщая радость переросла в дикие танцы медан: они притоптывали, трясли грудями, щёлкали пальцами. Подколдовывали на удачу, я так понимаю.
— Пойдём в деревню, посмотрим на строительство.
Геллан взял меня за руку и повёл прочь с усердием трактора, копающего корнеплоды: ноги идти не желали, я всё оглядывалась, завороженная меданскими плясками.
Снова пришлось садиться на лошадей: пешком вряд ли мы обошли поселение, разбросанное на местности, как драже. Иранна осталась с меданами, а Мила тенью увязалась за нами. Честно говоря, я удивлялась и мозг свихнула, пытаясь понять, как она, такая пугливая и забитая, выносит весь этот бедлам. Но девчонка держалась, и это радовало.
Савр весело перебирал копытами, следом исправно трусила Софка с Милой в седле, а два пёсоглавых броненосца пыхтели сзади, как и положено верным стражам. Это не собаки, а терминаторы: такое впечатление, что им неизвестна усталость. У меня даже сомнения: спят ли они?
Осень у них здесь богатая и щедрая. Солнце по-летнему жарит. У нас-то конец октября: дожди, холодно, грязно… Листья сыплются. А здесь рай: трава сочная, деревья весёлые, разноцветные… В платьице простом — в самый раз, а в голову даже припекает. Как бы нос не сгорел: буду потом с красной фуфлыгой рассекать…
Неспешная езда рождает всякие такие разные мысли. Куда-то далеко-далеко отплыли грудастые яркие меданы, мандраж от встречи с сорокошами и коровами. Остался лишь перестук копыт да тихий мир, как будто не знающий людей.
Я вдруг подумала: будь это там, у нас, в этом месте понастроили бы коттеджей или здравниц, курортов или развлекаловок всяких, чтобы продавать по частям и кускам эту красоту, выжимать баксы из каждой травинки или облака… Медан, коров, сорокош и прочие прибамбасы показывали бы, как уродцев в цирке… А Геллан…