Вверяю сердце бурям
Шрифт:
Я скажу, вдохнув твой аромат:
— О, любимая!
Он так ехал, не замечая ни толп народа, ни скачущих взад и вперед всадников.
Позади трусил на лошади Мирза. Глухая ярость терзала ему грудь, его тонкие губы не находили ни минуты покоя и все время шевелились. Но с них отнюдь не срывались поэтические строфы:
— Провела меня как мальчишку... Оставила в дураках. Никогда не знаешь, на что способна она. Ну, попадись мне!
Не
— Что ты сказал?
Взгляд его был угрожающим. Мирза вобрал голову в плечи.
— Она уехала... бежала...
— Как посмел ты так сказать?!
И, нахлестывая коня, Али умчался вслед за своими наемниками.
Ошеломленный Мирза остановился: еще никогда Али не говорил с ним подобным тоном. Что случилось с этим покорным, вечно витавшим в поэтических далях сочинителем лирических газелей?
Стоявший рядом махрам, у которого забрали коня для Наргис, задыхаясь от бега, выкрикивал:
— Конь мой! А ханум вернет мне коня?! Куда уехала ханум?!
Толстогубый вельможа, нагнавший Мирзу, важно спросил: — Господин, извольте распорядиться. Послать людей за той особой... за госпожой?.. Прикажите!
Да, Мирза в этой провинции был, несомненно, важной персоной, и эти слова подействовали на него как охлаждающий душ.
Мгновенно его лицо приняло надменное, непроницаемое выражение — надо же тушить пожар, пока он не разгорелся! — он потянул на себя узду и принялся распоряжаться.
Мирза внутренне ругал себя за то, что позволил себе погорячиться. Это было так несвойственно ему. Он решил действовать по-другому.
Попросив есаулов подъехать, он спокойно, насколько мог, заговорил:
— Не надо шума и беспорядка! Ханум — знатная госпожа, бегим... Не умеет обращаться с конем. Конь понес ее, и мы очень взволнованны. Не дай боже, что-нибудь случится!.. Господин Али поехал вслед за госпожой. Возлагаю надежду, но того недостаточно. Разошлите людей по всей долине. Ищите. Предупредите во всех селениях и аулах где бы бегим ни объявилась, предоставить ей отдых на шелковых коврах, царский прием, заботу, кушанья для принцесс... В лучшем доме на женской половине... Послать сюда арзачи с радостной вестью, что нашлась...
Проследив, что его распоряжения выполнены и десятка два всадников во весь опор поскакали во все стороны, Мирза медленно повернул коня и, понурившись, — надо же всем показать, как он всем сильно озабочен, медленно повернул к своему дому.
Самые невероятные предположения терзали его. Убежала? Но куда?
Боясь унизить свое достоинство, он силился унять беспокойство, но никак не мог утишить биение сердца. Быть может, он теряет или уже потерял Наргис для себя. Ревнивая мысль, что Али уже мог встретиться с Наргис, туманила ему мозг и вызывала что-то вроде спазматических припадков бешенства.
Все планы рухнули. Наргис коварно обманула его — многоопытного политика и дипломата, чуть ли не самого богатого человека в Афганистане. Неужели она не поняла, что достаточно ему нахмурить брови — и жизнь ее оборвется.
Но и его положение ужасно. Зачем только он исполнял капризы Наргис? И эта возмутительная прогулка верхом средь бела дня среди тысячных толп народа?
Сейчас, когда Наргис совершила непотребство и ускакала, он держался холодно, спокойно, будто ничего предосудительного не было в ее поступке.
Но Мирза терзался ревностью и злобой, и тут еще этот Али. Было от чего сойти с ума.
Мирза застонал так громко, что толстогубый чиновник с тревогой спросил:
— Что угодно, ваша милость?
Ничего не угодно было их милости господину Мирзе, кроме того, чтобы ужасное видение растаяло.
Конечно, решено. В его силах и власти сделать так, чтобы этот предатель Али больше не встречался с Наргис. И первое — не пустить его в качестве провожатого Наргис через перевал Гиндукуша. Он, Мирза, сделает так, что Али останется в Мазар-и-Шерифе.
И вдруг голос толстогубого чиновника, точно выстрел, пробудил его от размышлений:
— Ее конь! Конь ханум Наргис! Взгляните, ваша милость.
Все внутри помертвело. Остановившимся взглядом смотрел Мирза на попавшего на глаза мирно стригущего ушами отличного скакуна, на котором своенравная Наргис менее часа назад ускакала с участниками байги.
Ничего не говорило о том, что скачка была утомительной. Стоявший перед высокими глинобитными башнями ворот конь, прекрасный по всем статьям, был свеж и бодр. Он совсем не походил на скакуна, промчавшегося десяток верст. Рядом с ним топтался вороной рысак.
Мирза застонал. Он узнал этого коня. На нем уже несколько лет разъезжал не кто иной, как поэт Али.
О, ты возвел себя на трон!
Ты карабкался и падал,
Но дотянулся...
И сотворил себе призрак...
VII
Свиньи не чувствуют аромата духов. Воры боятся хозяев дома.
А песни ангелов о жертвах любви не достигают ваших ушей.
Джебран Халил Джебран
В тот раз после бурного празднования «саиля» Мирза вернулся к себе опустошенным. Злоба душила его. Однако он, обуреваемый ревностью, не попытался даже не только войти в таинственные ворота, у которых были привязаны кони, но даже задать вопрос вооруженному стражу — дарвазабону.
Мирза и без того знал, чьи это ворота и чей это дом. Это резиденция советского консула. Если бы Мирза, как обычно, владел своими нервами, он вспомнил бы об этом еще за три квартала. Но с Мирзой творилось что-то невероятное. Задумав сделать Наргис после развода с Сеидом Алимханом своей женой, он ни о чем не мог судить трезво.