Вы сотворили нас (сборник)
Шрифт:
— Я могу сделать уступку, чтобы пропустить кого-нибудь одного. Но не могу растянуть ее на двоих.
Когда-нибудь растянется не уступка, а твоя шея, — проговорил я.
— Проваливай! — заорал он. — Проваливай и забирай свою девку! Отправляйтесь на постоялый двор! Пусть там ведьма заговаривает ей ногу!
— Пойдемте отсюда, — испуганно проговорила Кэти.
— Друг мой, — сказал я стражнику, — как только я стану посвободнее, то непременно вернусь и понавешаю вам фонарей.
— Пожалуйста, — попросила Кэти. — Пожалуйста, пойдемте отсюда.
Я повернулся и пошел. Стражник позади выкрикивал угрозы
Она плакала — как мне показалось, больше от злости, чем от страха.
— Еще никто и никогда не называл меня девкой, — всхлипнула она.
Я не стал объяснять ей, что подобные манеры и высказывания неразрывно связаны с рыцарскими замками.
Протянув руку, она взяла меня за подбородок и повернула к себе лицом.
— Если бы не мое присутствие, — сказала она, — вы бы его избили.
— Это все слова, — возразил я. — Ведь между мной и этим расфуфыренным тыкалой были закрытые ворота.
— Он говорил, на постоялом дворе живет ведьма.
Я нежно поцеловал ее в щеку.
— Хотите, чтобы я не думала о ведьмах?
— Наоборот, полагаю, они могут помочь.
— А эта изгородь? — спросила она. — Проволочное заграждение. Кто-нибудь слыхивал о проволочных заграждениях вокруг замков? Ведь проволоку тогда еще даже не изобрел и!
— Темнеет, — заметил я. — Нам лучше бы отправиться на постоялый двор.
— Но ведьма!
Я рассмеялся — хотя на самом деле мне было вовсе не весело.
— По большей части, — сказал я, — ведьмами почитали просто эксцентричных старух, которых никто не понимал.
— Может, вы и правы, — согласилась Кэти.
Встав, я взял ее на руки.
Кэти подняла лицо, и я поцеловал ее в губы. Руки ее крепче обвились вокруг меня, а я прижал девушку к себе, ощущая исходящие от нее тепло и нежность. Долгое время во вселенной не существовало ничего, кроме нас двоих, и лишь очень медленно и постепенно я начал возвращаться к окружающей реальности — темнеющему лесу и тайному движению в чаще.
Пройдя еще немного по тропе, я заметил впереди слабый прямоугольник света и пришел к выводу, что это должен быть постоялый двор.
— Мы уже почти добрались, — сказал я Кэти.
— Больше я не стану бояться, Хортон, — пообещала она. — И не расплачусь. Не заплачу, что бы ни случилось.
— Не сомневаюсь, — отозвался я. — И мы выберемся отсюда. Не знаю, каким именно образом, но мы оба наверняка отсюда выберемся.
Неясно видимый в густеющих сумерках постоялый двор оказался древним, полуразвалившимся зданием, стоящим посреди рощи старых, высоких, изогнутых дубов. Из высящейся в центре крыши трубы поднимался дым, а сквозь ромбические окна пробивался тусклый свет. Двор был пустынен, казалось, вокруг вообще не было ни души. «И это прекрасно», — сказал я себе.
Я уже почти дошел до входа, когда уродливая, согбенная фигура открыла дверь — ее темные, невыразительные очертания вырисовывались в слабом, исходящем изнутри дома свете.
— Заходи, парень, — провизжало скрюченное существо. — Нечего глаза таращить. Здесь тебе вреда не причинят. И миледи тоже, конечно.
— Миледи подвернула ногу, — сказал я. — Мы надеялись…
— Разумеется! —
18
Поссет — горячий напиток, в состав которого входят вино, молоко, мед и пряности. При простуде — средство великолепное; как при растяжении связок — об этом медицина умалчивает. Правда, — это классический рецепт; у ведьмы чуть иной.
Теперь я мог рассмотреть ее чуть получше — и безошибочно признал в ней ту самую ведьму, о которой говорил стражник. Темные волосы неровными прядями свисали по сторонам лица, а длинный крючковатый нос едва не касался подбородка. Она тяжело опиралась на деревянный посох.
Ведьма отступила назад, пропуская меня. В очаге дымно горел огонь, едва разгонявший царившую в комнате тьму. Запах дыма смешивался с другими, неопределенными, висевшими здесь, как туман, и обострял их.
— Сюда, — сказала ведьма Мэг, указывая посохом. — На стул возле огня. Он сделан на совесть из чистого дуба, и там пристроен мешок шерсти. Миледи будет удобно сидеть.
Я поднес Кэти к стулу и усадил.
— Удобно?
Она посмотрела на меня — глаза ее мягко сияли в неярком свете горящих в очаге дров.
— Все хорошо, — счастливым голосом проговорила она.
— Мы на полпути к дому, — сказал я.
Ведьма проковыляла мимо нас, стуча посохом по полу и бормоча что-то про себя. Склонившись у очага, она принялась помешивать жидкость в котелке, стоявшем на угольях. В отсветах пламени безобразие ее проступило еще очевиднее — невероятный нос, почти уткнувшийся в подбородок, огромная бородавка на щеке, откуда словно паучьи лапки торчали жесткие волоски.
Теперь, когда глаза мои уже попривыкли к полутьме, я начал различать отдельные детали убранства комнаты. Три грубых дощатых стола были расставлены вдоль передней стены — незажженные свечи в канделябрах покосились, прислонясь друг к другу, и походили на бледные пьяные привидения. В большом шкафу с застекленными дверцами и многочисленными выдвижными ящиками, занимавшем почти всю Дальнюю стену, слабо поблескивали в мерцающем свете очага бутылки и кружки.
— Теперь, — приговаривала ведьма, — немножко толченой жабы сушеной, кладбищенской пыли чуток — и будет наш поссет готов. А вылечим девичью ножку — и поедим немножко. Ох, ох, как поедим!
Она скрипуче захихикала, и мне оставалось лишь гадать, над чем — может быть, над предстоящей трапезой.
Откуда-то издалека послышался звук множества голосов. Еще какие-то путники, бредущие к постоялому двору? Похоже, целая компания…
Голоса приближались, становились громче, и я вышел за дверь посмотреть, кто же это. По тропе, извивавшейся по склону холма, двигалась людская толпа; в руках у некоторых были горящие факелы.
Позади ехали два всадника — разглядывая процессию, я спустя некоторое время различил, что один из них, чуть-чуть приотставший, восседает не на коне, а на осле, причем ноги его чуть не волочатся по земле. Однако все мое внимание приковал к себе всадник на лошади.