Выбирая будущее
Шрифт:
Мы встретились с ней еще раз, теперь на набережной Москвы-реки. Надежда пришла с головы до пят в черном. Плакала, гладила мне руки и говорила, что собирается уйти в монастырь ортодоксов, поскольку ей “все надоело”. В монастыре она сначала мыла полы в библиотеке, теперь ее взяли послушницей. Вклад в монастырь она уже сделала. О Грише и Юре она говорить отказывалась. Кажется, те нашли половины душ. Я понял смысл тех иконок, что видел на ее кухне. Она верила или пыталась верить. Я полагал ее решение старомодным. Мы попрощались, будто бы навсегда. Мои чувства к Надежде изрядно остыли. Я устал от нее.
23
Небытие побеждало, как ни старалось человечество напряжением научной воли и материальных ресурсов остановить его, сохранить гомеостаз прежнего. Беженцы запрудили Европу и Россию под давлением двойников, тройников, множественных
Мы сделали короткую остановку в лесу предгорья Урала. Напившийся Юра в Линде Майер признал Милу. Он уверял, что от архитектуры зданий она обратилась к архитектуре виртуального скелета небытия. Линда не отрицала, что она – Мила, сменившая идентификацию, и вспоминала мелкие подробности их встреч, не позволявшие засомневаться в новой правде. Она рассказывала и мне, как в былые годы мы ездили “разоблачать” Юру, недостойно ведшего себя, как встретили в подъезде Юрину преходящую пассию и тому подобное. Я слушал ее, смотря на безучастную Гришу. Агриппина не выдавала интереса ко мне. Разноцветными перышками волосы, близоруко прищуренные зеленые кошачьи глаза. На левом предплечье поверх татуировок, имевших целью скрыть предыдущие, алели свежие самопорезы.
Вечером у дымного костра гермафродит Ю положил мою голову себе на колени, и, переживая моей усталости вести капсулу, посоветовал поделиться травмами детства. Я засыпал, чувствовал биение его члена через одежду под моей головой, а он назойливо спрашивал: признайся, ведь тебя бросили в шесть месяцев, и ты рос с приемными родителями, не видя до трех лет биологической матери, не так ли? Так, - отвечал я из вежливости.
Искусственное солнце светило нам, и мы не знали, за что нам все это. Надежда подсела к нам и оперлась о плечо Ю. Линзы ее глаз блистали перламутром. Она не старела. Называла небытие смертью, иронизировала над всесилием приведений Эмпуса, гекатонхейров, плакальщиц и ламий, заполонившими планету, провозглашала бессмертие средь последних дней, наступивших
30
не позавчера. Я упивался близостью Надежды, и любил ее воскрешенной изуродованной
кастрированной любовью. Если веришь и гребешь и в ведро, и бурю, то сбудется. Челн устоит. Дочь Юры и Гриши, девочка Кубера, играла у наших ног.
Когда пришло небытие, и мы услышали диалоги внутри головы, увидели устрашающих сторуких пятидесятиголовых великанов, ощутили огненное дыхание псов Гекаты от гор Урала до леса убежища, плакали только дети. Потеря крови – небытие. Надежда улыбалась мне, других я не видел.
24
А потом начался бой. Нам раздали симулякры и раскидали по подразделениям. Объявили ежеминутную готовность. Юрку выслали вперед с санитарной разведкой. Он не передавал инфо и долго не возвращался, меня отправили на его поиски. Новобранцы – провинциалы, многие - неразвитые, полагавшие, например, что народный диктатор – человек, передавали они и другие глупости, сохранили эмоциональную зоркость. Я обходился с ними по-доброму, делился обеденной наркотой, и тому подобное. Они считывали во мне отзывчивость, ошибочно, поскольку за ее фальш-поверхностью скрывались пятьдесят степеней блокады подсознания – дань урбанизации. Провожая, как в последний путь, рекруты снимали перчатки, протягивали мне теплые клешни. Я улыбался и жал, ощущая трепет боящихся разрушения ногтей по ладони. Некоторые плакали.
Капсула скользнула вдоль обрывка леса. За заброшенной топливной стоянкой я заметил серебристую машину Юрки, при приземлении задевшую повапленные цифровые экраны, на одном из которых мелькала реклама суицидов, а на другом обучали различным способам терактов. Антенна передатчика просела, вот почему Юрка не выходил на связь. Существовала и иная причина. Сделав низкий круг, я разглядел картину. Передняя дверца минивайса косо откинута. На кресле пассажира на коленках стоит одетая, с вывалившимися из лифа грудями, проститутка. Торчащие наружу сапоги ее подрагивают в такт движениям головы. Дорожная проститутка делает Юрке минет. Юрка никак не может кончить от пресыщения половой жизнью. Его яйца не успевают выработать семя, как уже новый акт. Тонкий нос проститутки заложен. Заглатывая воздух, она поворачивает складчатую шею и поглядывает в предусмотрительно повернутое боковое зеркало, где видна шестилетняя неряха – дочь, лижущая мороженное, купленная на Юрину предоплату. Страдая мозаичной консервативностью, Юра платил альткоинами. Достойная плата проститутке с глазами стрекозы.
Непростительная для войны неосторожность. Не исключено, что проститутка и ее дочь – небытие. Скользнув обок, я посадил минивайс в трех метрах от юриного. Прыжок, и я вытащил проститутку за выкрашенные в белый цвет волосы из салона. Юрку успел кончить. Глупо мигнул мне. Я несильно съездил дурака по шлему. Ведь я не ошибся. Проститутка и дочь ее обернулись иссиня – черными гюрзами и исчезли в шипах электронной травы.
Помимо запросов центра, в анализатор лез неявный волновой шум. Впереди из подлеска вышли наши, и, приветливо махая, быстро приближались. Не верь никому. Я включил определитель небытия, мгновенно установивший, что это засада. Не успел я вернуться в капсулу, как удар из базуки разрушил вэн Юры. Метнувшись назад, я вытащил его из горящей, шипящей выходящим газом машины. Поволок в противоположную от леса сторону. Солдаты небытия открыли безжалостный и бесполезный огонь. Я волок Юру, сохраняя дым и пламя горевшего фалькона меж собой и врагами. Боковые клешни Юры разбиты напрочь. Экзоскелет сильно поврежден – передаю на базу, заказывая поддержку своих.
Мы сворачиваем к действующему стадиону. Скатываемся по запускному пандусу к гоночной трассе. Мимо нас несутся соревнующиеся болиды. “Старшая Эдда” едва не сбивает нас
31
отливным светящимся боком. Толпа на переполненных трибунах свистит, визжит, улюлюкает, словно мирное время. Им все одно. Чувство реальности утеряно. Виртуальное и реально переплелись неотделимо. Нет понятия утраты и смерти, одни – крикливые суматошные сублимированные удовольствия.
Вдоль беснующихся трибун и безучастных стражей, я пронес Юру к выходу. Под аркой меня окликнули. Развернувшись, я столкнулся с Ю и У, и Линдой Майер, в которой без труда опознал Милу. В беготне я скинул Юркин и свой жилеты, и теперь без датчиков, ошибочно принял трансвеститов и Линду за своих. Я не скрывал радость, свалив Юру с плеч под ноги. Линда, Ю и У стояли спиной к арене, за ними светящимся потоком проносились пышущие жаром монады. Ни победителя, ни побежденного. Тотализатор объявит накопления по завершению соревнований. Чему сострадала шумная толпа? Я наклонился к уху Линды (Милы): ты за кого? Мы адепты небытия. Более того, близнецы – сопредседатели местного гау, - ответила она за всех. Что ж, разум выбирает успешнейшего. Так случилось с Америкой? С какой Америкой?
– Юра раскрыл глаза. Существовал такой остров в зыбкие стародавние времена. Где он стоял? В Атлантическом океане. Большой. Африка? Нет, Америка. Такой же большой остров как Африка. Люди тогда жили на островах, а не на планетах. Долго держала гегемонию Америка. Как водилось на Земле, двенадцать веков. Век, это сколько? Три тогдашних репродуктивных поколения. Тридцать шесть поколений гегемонии – долго. Или коротко. Знание как воспоминание вытаскивает имена прежних государств. Никарагуа, Южный Судан. Микронезия, Самоа. Какие еще? Все забыты, кроме Америки. Америка – это правильное название. Абсолютно – атлантический остров Америка, гегемон. Афроамериканцы… Мальчики, ничего, что мы здесь стоим. Не мешаем беседе?.. Я покосился на Линду Майер, и нас повели в плен. Подогнали дракон суперджет, погрузили на самокатных носилках Юру. Я сел внутри кареты рядом. А ведь тебя могла забрать дорожная полиция, - подшучивал я над Юркой. Проститутка была несовершеннолетней. Во сколько же она дочь родила? Во сколько угодно. Ее родители могли позаботиться об одновременном рождении ее и внучки через почкование оплодотворенного яйца. Брось, лет на десять мать и дочь отличались. Лет? Тебе позволяет доисторический счет века, когда мы учились. Приятно, когда современные технологии позволяют выбирать эпоху обучения, мы и воспользовались. Иначе не встретились бы с Юрой, и дружбе не бывать. В салоне материализовался Ю с лекцией о прелестях служения небытию. Главное, что его нет, но победа за ним. Хламида Ю красиво безветренно развевалась, то открывая, то пряча, спрятавшихся в складках У и Линду Майер.
Высоко в горах розовый пылающий, но не сгораемый дворец небытия. Там среди псевдоруин, гротов, башенок, аллей, пиков небоскребов с площадками для геликоптеров служат небытию новые сикофанты и флагеллянты. На расписанной колеснице возят многорукую матерь богов – Кибелу. Подле стоит окуреваемая сивилла, резким звуком трубы возвещая пришествие. Новоподданные оскопляют себя, орошая рельсы ползней кровью. Сикофанты шепчут о дарах ее, филеры с задних рядов шествия подглядывают, успешно ли внушение. Отчаянные смертники бросаются под торчащие урчащие косы. Смерть, смерть, смерть, оду поем тебе.