Выбираю таран
Шрифт:
— Да нет, — вздохнув, ответил Дмитрий. — Жить очень хочется! За жизнь и воюем насмерть.
Эти поразительные слова запомнились однополчанам.
В те октябрьские дни он еле нашел минутку, чтобы написать жене:
«Здравствуйте, мои дорогие Катюша и Мусенька! Извините, что долго не писал. Не имел возможности: совсем нету времени.
Сейчас нахожусь под Ленинградом и буду драться до последней капли крови за этот знаменитый город.
За меня, Катюша, не беспокойся: если теперь погибну, то уж недаром.
Здоров по-прежнему. Только стал очень злой и буду зол до тех пор, пока не уничтожим всех фашистов.
Если
12 октября разведка донесла, что на аэродроме в Сиверской обнаружено большое скопление «юнкерсов».
Погода стояла нелетная — обычная октябрьская в Ленинграде. Фашисты по такой погоде не летали и не ждали наших самолетов.
Шесть пикирующих бомбардировщиков Пе-2 («пешки») в сопровождении тринадцати «мигов», появившихся над Сиверской, были полной неожиданностью для врага. С малой высоты точно в цель — в ряды фашистских бомбовозов легли зажигательные бомбы «пешек», истребители добивали их пулеметным огнем и реактивными снарядами. В воздух успел взлететь лишь один «мессер», но «пешки», отбомбившись, уже уходили. Только один наш Пе-2 задержался, и за ним сразу же устремился «мессер». Мгновение отделяло экипаж бомбардировщика от гибели над чужим аэродромом, когда наперерез врагу пошел истребитель Кокорева.
Фашист, забыв о легкой добыче, развернулся, чтобы отразить атаку «ястребка», но было поздно: огненные трассы «мига» прошили его насквозь, и он, загоревшись, врезался в ряд своих же самолетов. И тогда, оправившись от внезапности, открыла шквальный огонь фашистская зенитная артиллерия. В поле ее обстрела был лишь МиГ-3 Дмитрия Кокорева… Горящей свечой он падал вниз, на родную землю, занятую врагом…
Почта долгими путями — через Урал — несла последнее письмо Дмитрия на Рязанщину, жене, и были в нем слова, готовившие ее к удару: «Если теперь и погибну, то уж недаром…»
Таран русского Ивана
ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ (1909–1941)
Старший лейтенант, командир звена 46-го истребительного авиаполка.
22 июня 1941 года в 10 часов 25 (или 55) минут, израсходовав боезапас в двух неравных боях, винтом своего И-16 срезал хвост Хе-111 на подступах к аэродрому в Млынове. Был ранен, но сумел посадить свой самолет. Умер в госпитале в городе Дубне. Могила его неизвестна.
2 августа 1941 года указом Президиума Верховного Совета СССР удостоен звания Героя Советского Союза.
Предки Ивана Ивановича Иванова были кузнецами и из поколения в поколение называли старших сыновей Иванами. Росли они, с малолетства помогая отцам раздувать горн, бить молотом по наковальне, сильными и храбрыми.
— Отец вертел пудовую гирю на мизинце играючи! — рассказывает сын героя Владимир Иванович. — Хотя был среднего роста и вовсе не богатырского сложения. И что еще «не богатырского» было в нем, так это замечательный лирический тенор
…В армию сельского кузнеца Ивана Иванова призвали поздно, когда ему исполнилось 22 года. Он только что познакомился с Верой Бочаровой, строгой, даже суровой с виду девушкой. Побаиваясь, что гордые, грамотные и состоятельные Бочаровы не отдадут дочь за недоучку-кузнеца, сказал ей грустно: «Жаль, Вера, что образования у меня маловато — всего четыре класса. Мне бы на рабфак попасть, а там — в летную школу. Хочу я летчиком стать. Веришь? Будешь ждать, пока выучусь и посватаю?»
И Вера ответила: «Верю. Подожду, сколько нужно будет».
Провожала в армию Ивана вся деревня Чижово и окрестные селения подмосковного Щелковского района. Узнала тогда Вера о своем Иване многое: и как в Гребневскую школу за тридевять земель с Петром Галаниным бегал, и что учился лучше всех да еще успевал отцу в кузнице помогать, и как вместе с Петром «живую газету» создавал — по примеру популярных в 20-е годы агитбригад «Синяя блуза». Только назвали они свою агитбригаду «Красная блуза», потому что в сельпо нашлись блузы только красного цвета.
На призывном пункте Ивану, заикнувшемуся о летной школе, сказали: «С четырьмя-то классами? Тебе и в артиллерии служить нелегко будет! Учиться придется».
Он и стал учиться — на армейских курсах изучал алгебру, геометрию, физику, в библиотеке перечитал всю русскую классику. Не скрывал ни от кого, что собирается поступать в летную школу.
Помогла исполниться его мечте природная удаль.
Как-то подозвал его командир и сказал:
— С вашей удалью вам и вправду лучше в летчики идти. Буду ходатайствовать за вас.
— Какая удаль? — не понял Иван.
— Да видел я в бинокль, как вы речку в ледоход форсировали.
А было так. Красноармеец Иванов получил извещение на посылку от матери, пошел вместе с другом получать ее на почту в соседний поселок. А дело было весной, солнце жарко светило. Туда прошли по льду речки, а обратно возвращаются — льдины как острова плывут. Срок увольнительной кончается через час. Товарищ предлагает бегом к мосту бежать, а он километров за пять-шесть.
Иван, прикрыв рукой глаза от солнца, глядел-глядел на ледовый ход и воскликнул: «Айда за мной! Я курс проложил!»
Прыгнул на прибившуюся к берегу льдину, потом на другую, третью… Товарищ — за ним. Так и проскочили.
В 1933 году, отслужив в армии, поступил в Одесскую школу пилотов, где готовили бомбардировщиков, истребителей, разведчиков.
В молодом государстве, только строящем свой воздушный флот, самолеты были в дефиците, и нужно было показать в учебном полете инструктору, сидящему во второй кабине, что тебе можно доверить машину для самостоятельного полета.
Именно то, первое поколение советских летчиков, и совершало в 1930-е годы рекордные перелеты из конца в конец страны и за ее пределы, до самой Америки, именно оно взрастило первых Героев Советского Союза, спасших в суровых условиях Арктики полярников Шмидта с затертого льдами «Челюскина», именно оно вписало в историю мировой авиации имена Громова, Чкалова, Гризодубовой и многих других, на которых равнялся Иван Иванов.