Выбор альфы
Шрифт:
Ведь это уже не первый раз.
– Как обычно - отменить закон о нашей неприкосновенности, - отвечает бета, а я сжимаю зло руль в ответ.
Чего они хотят этим добиться? Что это им даст? Разве что смогут отстреливать по одиночке в обличие волка и оставаться безнаказанными. Потому что сейчас в некоторых странах за такое смертная казнь предусмотрена, в нашей же – двадцать лет лишения воли.
– Когда же они успокоятся? – не вопрос скорее констатация.
Именно из-за таких фанатиков у меня и с Айриной не ладится. Иногда кажется, будто и ей промыли мозг, что было бы и не удивительно для такой впечатлительной и юной натуры. Слишком много
– Они? Никогда, - вздыхает бета, - я дал приказ усилить бдительность, но сам понимаешь, они тоже не могут все учесть.
– Хорошо, если там все, возвращайся. Твоя Динейра только и спрашивает, когда ты приедешь, а ей работать надо – не отвлекаться.
– У тебя же новая помощница, - удивляется он, - мог бы Ди и разгрузить.
– Не помощница – пара, - стреляю в него предупреждающим взглядом.
– Пара? Минуточку, - мешкается, а затем переспрашивает, - мне Ди ничего не говорила, когда приезжала в полнолуние. Это та странная фанатичка, да?
– Еще одно слово, и тебя здесь не ждут, - уже прорычал, а не проговорил, чувствуя злость волка под кожей за такое обращение к его паре. Он яростно хотел защищать ее, и хоть головой я понимаю – друг не далек от истины. Но все же она не одна из тех, кто яростно против нас выступает, у ее отношения к нам была другая основа – страх.
– Извини, не хотел, - раскаивается он в ответ, и я верю его искреннему взгляду, он не знал.
– Я возвращаюсь?
– Да, если там все улажено, - киваю ему.
– Улажено, - подтверждает и я, одобряя его приезд, отключаюсь.
Новости мы обсудим с ним позже, когда он появится здесь. Одно радует - ехать никуда не нужно, хотя стоило бы – беспокоят меня эти нападения, но Айри нельзя оставлять одну. Лизианна говорила, нужно действовать, как человек, а человек бы не оставил свою жену в тяжелую минуту. Айрина на многое пошла ради матери и это важно для нее, тем более она пока еще не знает, что я собираюсь помочь.
Только… когда я рисовал план в своей голове по завоеванию пары, думал, что удобно и верно расположил карты, воспользовавшись моментом, когда ей нужна была помощь. Что может лучше расположить к человеку, чем благодарность? Она должна была многое изменить. Но Айрина не поддается четкому анализу, а мой план только то и делает, что сбоит. Частично и я в этом виноват, иногда инстинкты слишком сложно сдерживать. Волк хочет обладать парой уже сейчас, он не понимает моего промедления. Тем более для него все просто – метка поставлена, она уже его, но я осознаю, что если не дам ей время свыкнуться с мыслью, что она теперь моя пара, пропасть между нами только увеличиться, а я этого не хочу.
Но вот когда в машине звучит тот самый вопрос – о беременности, понимаю, что те несколько шагов, что сделал навстречу, приближая ее к себе, снова перечеркнуты одним словом – «да», а пара моя окончательно сорвалась и что делать теперь, я просто не знаю. Даже волк скулит под кожей от той обреченности, что обрушивается на меня вместе с нахлынувшей эманацией чувств пары.
Айрина
Бесконечный бег… как хомяк в колесе, только и набирая обороты, сначала от оборотней в целом из-за панического страха быть однажды схваченной и найденной после с перегрызенным горлом, а теперь от реальности. Хочется уйти, закрыться, не видеть обеспокоенное лицо, что склоняется надо мной,
– Маленькая моя, все будет хорошо, я все решу, - слышу его голос, а мне безразлично, что он говорит – ничего не будет…
Щенки… так же они называют детей? Да, точно – щенки. Будут бегать по дому, а я ходить беременной из раза в раз, как свиноматка… ее же из меня он хочет сделать, да? Чтобы вынашивала детенышей и молчала, не важно, что она чувствует по этому поводу, главное – результат.
И вот не верю я в его чувства, не верю. Как он вообще может любить? Ломать и любить? Но я не дом, что можно отстроить заново, однажды разрушив. Нет. Зажмуриваюсь, не хочу видеть эту маску, что мне кажется на его лице, еще бы беруши в уши вставить, чтобы не слышать его ложь. Какая любовь, Диамон? Какая?
– Ты из-за щенков это все? – вдруг резко распахиваю глаза и смотрю безразлично в его – беспокойные, волнующиеся напротив, просто хочу знать права ли я, потому что в парность я не верю, иначе бы тоже что-то чувствовала, а я ничего – будто выжженная земля вместо сердца. А он, видимо, не понимает вопроса, не отвечает, молчит, только смотрит в глаза, что-то разыскивая в них.
– Не из-за них, - качает годовой, - как ты не понимаешь? Ты все для меня.
– Тогда зачем все это, Диамон? Зачем? Это неправильно – командовать, заставлять и рычать, если что-то не нравится, кусать, чтобы испытывала вожделение, так не должно быть.
– Так, научи как должно? Я просто, - чешет лоб и тянет свои волосы на голове, - я не знаю.
– Поздно, - зажмуриваюсь и отворачиваюсь к стене, сворачиваясь в клубок на диване, на который он меня положил, а ведь я даже не заметила, как в доме его оказалась, разговор в машине помню, а дальше пустота, будто выпала на несколько минут из реальности.
– Я все сделаю, только скажи, - слышу его тихое за спиной, но не отвечаю.
Пусть уйдет, пусть оставит меня и он будто слышит мою молчаливую просьбу – поднимается, диван под его весом пружинит, а затем раздает хлопок двери. Ушел, слава Богу.
Глава 18
Несколько дней, пока мама в больнице, пролетают для меня как в тумане. Что-то делаю, куда-то иду, навещаю маму, надевая на лицо маску безмятежности, большой радости за нее, и это все под надзором альфы, что хищной птицей кружит над моей головой, не давая расслабиться. Жалею ли я себя? Жалею. Разве я заслужила? Что я сделала такого, чтобы жизнь вот так меня наказывала? Дети… мужчина… из вида, которого стоит опасаться. Первая близость… отобранная им – все неправильно. Хочется, чтобы все это было сном, но я так и не просыпаюсь.
– Маленькая, мороженое хочешь? – спрашивает мужчина, когда мы возвращаемся из больницы.
Не на машине, правда – пешком, еще и за руку держит, чтобы не вырывалась? Или, чтобы всем показать, что у нас все хорошо? А у нас – нет, ни капли, я просто молчу большинство времени, впав в какую-то апатию, когда все равно, что происходит, лишь бы не трогали, но меня с упорством – трогают. Зато для прохожих, что видят нас на улице, наши соединенные руки, видимо, хороший знак, потому что провожают нас улыбками, кто-то даже подходит и поздравляет альфу. Не меня, конечно, меня не с чем поздравлять – его.