Выбор богов
Шрифт:
Нелепо, конечно, что я упорствую в своем столь нелогичном отношении к этим путешествиям. Что бы я ни говорил или ни думал, Человек в конце концов совершенно естественным образом порвал свою зависимость от Земли. И в этом-то, возможно, и коренится мое отношение: я ощущаю неловкость при мысли о том, что спустя долгие тысячелетия Человек наконец перестал зависеть от своей родной планеты.
Дом полон принесенных со звезд сувениров. Как раз сегодня утром Аманда принесла красивый букет престраннейших цветов, который сейчас стоит у меня на столе, собранный на планете, название которой вылетело у меня из головы, — хотя оно не имеет значения, поскольку это не настоящее ее название, а имя, которое дали ей двое людей, Аманда и ее приятель Джордж.
Поначалу мы опасались, что, возвращаясь со звезд, кто-нибудь может попасть точно в то место, где находится какой-нибудь большой твердый предмет или другой человек, что в последнее мгновение окажется чрезвычайно неприятно. Не думаю, что этого стоило всерьез бояться, потому что, насколько я понимаю, возвращающийся путешественник перед тем, как нацелиться на следующую точку материализации, заглядывает туда или как-то иначе воспринимает ситуацию и условия в этом месте. Должен признать, что описываю я это весьма невнятно, поскольку, несмотря на то, что уже несколько лет как с этим знаком, я не понимаю, что же, собственно, происходит — возможно, вследствие того, что развившаяся у остальных способность у меня самого совершенно отсутствует.
Во всяком случае — к этому-то я и вел — мы отвели большой танцевальный зал на четвертом этаже под место, где материализуются возвращающиеся путешественники и куда всем остальным запрещено входить, и установили правило, чтобы в зале никогда не было никаких предметов. Кто-то из молодежи назвал помещение Вокзалом, вспомнив о тех поистине доисторических временах, когда автобусы и поезда прибывали и отходили с вокзалов, и название закрепилось. Поначалу оно вызывало бурное веселье, поскольку кое-кому из молодых казалось очень забавным. Должен признаться, что мне оно таковым не кажется, хотя я не вижу никакого вреда в том, как бы они его ни называли.
Я серьезно обдумывал развитие этой способности и, несмотря на некоторые теории, выдвинутые другими, которые путешествовали (и потому полагают, что знают об этом больше, чем я), я считаю, что здесь мы, возможно, имеем дело с нормальным процессом эволюции — по крайней мере, так мне хотелось бы думать. Человек поднялся от занимающего скромное положение примата до разумного существа, начал изготовлять орудия, охотиться, заниматься сельским хозяйством, начал управлять окружающим его миром — словом, многие столетия уверенно продвигался вперед, и продвижение это, надо признаться, не всегда шло на пользу ему самому и остальным. Но главное то, что он развивался, и эти путешествия к звездам, возможно, всего лишь очередная веха на пути его дальнейшего логического развития…
Глава 19
Джейсону никак не удавалось уснуть; он все не мог отделаться от мыслей о Принципе. Почему он начал о нем думать, Джейсон не знал, и, надеясь избавиться от навязчивых размышлений, он попытался проследить, с чего он начал, однако так и не сумел вспомнить, и мысли продолжали одолевать.
Надо заснуть, говорил он себе. Тэтчер разбудит его рано утром, и вместе с Джоном он отправится в лагерь Горация Красное Облако. Путешествие вверх по реке его весьма прельщало, обещая быть интересным, — он уже давно не бывал далеко от дома — но каким бы интересным оно ни оказалось, завтра у него будет трудный день, и ему нужно выспаться.
Он пытался считать овец, пытался складывать в уме числа, но овцы не желали прыгать через изгородь, а числа таяли в небытии, откуда он их вызывал, и он вновь оставался со своими тревожными думами о Принципе.
Если вселенная находится в стационарном состоянии, если у нее не было начала и не будет конца, если она всегда существовала и никогда не исчезнет, то в какой момент этой вечности появился Принцип — или же он, как и вселенная, вечен? А если вселенная находится в процессе эволюции, появившись в определенной точке пространства и времени, то существовал ли Принцип уже тогда — неизвестно что ниоткуда — или же он зародился позднее, и из чего он зародился? И почему наша галактика, думал Джейсон, почему Принцип решил поселиться в нашей галактике, когда существуют миллиарды других, которые могли бы быть его домом? Может, он появился в нашей галактике и здесь остался, но если так, то какими уникальными особенностями она обладает, чтобы вызвать его появление? Или же это нечто гораздо большее, чем мы можем себе представить, и то, что мы наблюдаем в нашей галактике — всего лишь аванпост намного более крупного соединения?
Разумеется, все это глупо. Ответа ему не найти; он не может предложить ни одной мало-мальски логически обоснованной догадки по поводу того, что же в действительности происходило. У него нет данных; ни у кого нет данных. Единственный, кто может знать, — сам Принцип. Все его размышления, Джейсон понимал, — глупейшее занятие, ему вообще незачем искать ответы. Однако разум его все мучился и мучился вопросами, отчаянно борясь с неразрешимой проблемой, которой ему совершенно не стоило заниматься.
Он беспокойно ворочался на постели и пытался глубже зарыться головой в подушку.
— Джейсон, — из темноты спросила Марта, — ты спишь?
— Почти, — пробормотал он в ответ. — Почти.
Глава 20
Он был гладко отполирован и блестел на утреннем солнце; он сказал, что его зовут Стэнли и он очень рад их приходу. Из пришедших он узнал троих из них — Езекию, Джейсона и Красное Облако, в таком порядке — и сказал, что молва о них дошла до Проекта. Познакомившись с Джоном, он выразил необычное удовольствие от того, что встретил человека, путешествующего среди звезд. Он был учтив и обходителен, и при каждом движении на нем вспыхивали яркие блики, и он сказал, что они поступили по-соседски, нанеся сюда визит, пусть даже спустя все эти долгие годы, и что он в отчаянии, поскольку не может предложить им никакого угощения, ведь роботы не нуждаются ни в пище, ни в питье.
По всей видимости, за ними наблюдали с той самой минуты, когда цепочка каноэ впервые показалась на реке, когда они, вытащив лодки на берег и оставив рядом с ними гребцов, поднялись на вершину утеса, Стэнли их там уже ожидал.
Над утесом вздымалось само сооружение, чем бы оно ни было — огромное, плавно изгибавшееся, тонкое внизу и расширявшееся кверху, черное, но сиявшее на солнце множеством металлических бликов; огромное, поднимавшееся к небу тонким цветком здание, больше похожее на какой-то фантастический монумент или дремлющую скульптуру, чем на здание, и при взгляде на него оно казалось совершенно бессмысленным. Оно было круглым, но окружность не замыкалась, и с одной стороны зиял пустотой вырезанный во всю высоту сооружения сектор.
За ним лежали развалины древнего города, туг и там виднелись остатки разрушенных стен и покосившиеся металлические скелеты зданий, все еще стоявшие на неровной земле и похожие то ли на поднятые стволы каких-то орудий, то ли на застывшие руки мертвецов, зарытых в землю поспешно и не слишком глубоко.
На другом берегу реки тоже виднелись руины, но эта часть города казалась менее разрушившейся, поскольку кое-где все еще возвышались огромные строения.
Стэнли перехватил взгляд Джейсона.