Выбор Дэнны
Шрифт:
— Сколько раз ты кончил сегодня? — она сует ему руку в штаны.
— Два, — отвечает механически Дэнна, все еще слишком ошеломленный, чтобы соображать.
— Ничего, в твоем возрасте должно хватать на больше, — сквозь зубы говорит она, работая ладонью.
— Обязательно разыгрывать со мной Ашурран? — выдыхает он, чувствуя, как напряжение в паху усиливается под ее грубой лаской.
— Ашурран бы тебя убила, щенок, — и она впивается в его рот, больно прикусив губу.
Скинув штаны, оседлав его бедра, она выжимает его досуха в такой яростной скачке, что хилая
— Помнишь, как я приходил к тебе на «губу»? Чуть ли не в эту же самую камеру.
— Нет, дальше по коридору, — говорит она рассеянно, начиная одеваться.
Нет, ничего не вернулось.
— Могла бы и не посылать солдат, если просто хотела потрахаться, — говорит он угрюмо.
— Я два раза за тобой посылала, и тебя не было там, где ты должен быть. Ты все еще мой оруженосец, забыл? — холодно говорит она, застегивая ремень.
— И больше ты мне ничего не скажешь? — вскидывается он.
Не ответив, она уходит. С лязгом захлопывается тяжелая дверь. Дэнна плачет, уткнувшись в подушку. Постель все еще хранит ее запах, и его охватывает беспредельная тоска. Как случилось, что они стали друг другу чужими?
Весь следующий день он слоняется по камере без дела. Посетителей нет — то ли никому нет дела, то ли леди-капитан распорядилась никого не пускать. Он находит какую-то старую хронику, забытую прежним обитателем камеры, бездумно листает страницы, не в силах сосредоточиться на чтении, чувствуя себя попеременно то невинной жертвой, то изменником и предателем. Измученный бессонницей, он засыпает беспокойным сном только к рассвету. Проснувшись, лежит и смотрит в стену безучастным взором, не умывшись, не притронувшись к еде.
И когда она приходит вечером и садится на койку, молча утыкается ей лбом в колени. Она прижимает к себе его голову, гладит по волосам.
— Прости меня, — твердит он. — Лэй, что ты со мной делаешь! Я больше не буду с ним встречаться, это все из-за того, что ты бросила меня, ты на меня вообще плевать хотела, я ведь тоже не железный…
Она раздевается и ложится к нему под одеяло, прижимаясь к его нагретому телу, и они занимаются любовью, медленно, нежно, исступленно. У Дэнны слезы текут из глаз, он прячет лицо на ее груди и шепчет еле слышно:
— Не уходи.
И она остается до утра, дышит во сне ровно, неслышно, и сердце ее бьется под ухом Дэнны, убаюкивая, усыпляя. Сколько они не спали вместе? Месяц, два?
Утром она уходит без него. Трое суток, выписанных ему в наказание, истекают в полночь. Выпускают его уже в темноте, и за воротами гауптвахты он вдруг попадает в лапы десятка солдат из сотни Ньярры, и его самого. Они хлопают его по плечам, улюлюкают; обливают яблочной шипучкой. Старинный гарнизонный обычай, и с облегчением Дэнна вспоминает, что среди раздолбаев-кавалеристов пребывание на «губе» считается не позором, а чуть ли не честью.
— Это, парень, как девственность потерять, — смеется Ньярра, ставя его на ноги и вручая бутылку.
Дэнну вскидывают на плечи и тащат в казарму. В общей комнате накрыт
«Второе дыхание любви» — так это, наверное, называется. Теперь она всегда приходит ночевать домой, правда, иногда прихватывая какие-нибудь бумаги. Дэнна снова делает ей массаж и варит по утрам кофе. И иногда она позволяет ему прокрадываться к ней в кабинет во время обеденного перерыва — там такой удобный диванчик.
Но чего-то все-таки не хватает.
Немного обидно, что капитан Тинвейда даже записки ему на «губу» не прислал. И после не ищет встречи. Впрочем, он сам, первый никогда не искал. Что для него Дэнна, мальчик для секса. Так себя утешает Дэнна, но где-то глубоко в сердце будто заноза засела. «Я же с ним просто для траха встречался», — говорит он себе. Ну да, просто трах, зато какой! Простыни чуть не дымились.
Однажды утром открыв дверь и обнаружив за ней капитана Тинвейду, Дэнна жутко изумляется. И не находит ничего умнее, чем спросить, запинаясь:
— А… а ты… вы что здесь делаете?
Дурацкий вопрос. Мало ли по каким служебным делам пришел капитан.
— Я нашел у себя. Твоя? — говорит он, протягивая ладонь. На ладони сережка, одна из тех, что Лэйтис называла походно-полевыми: простенькая, мельхиоровая, без камней. Он даже не помнил, что потерял одну.
— Моя, — Дэнна берет сережку, избегая смотреть в глаза капитану. Дверь он закрыть медлит, и капитан молча отстраняет его и входит, и так же молча толкает его лицом к стене.
Они встречаются тайно, украдкой; по-быстрому перепихиваются в кладовой или в караулке, в прихожей или в конюшне. Всегда бегом, всегда с оглядкой, и Дэнна отдается капитану, дрожа от страха, что в любой момент их могут застать, что гнев Лэйтис будет ужасен, что он порочен и безнравствен до мозга костей, лгун и законченная блядь. Но ворованное удовольствие от этого кажется еще слаще.
— Я так больше не могу, — говорит он в перерывах между жадными поцелуями. — Мы не должны встречаться, я люблю Лэйтис, — и честно пытается порвать с капитаном, но проходит неделя, и его тянет к нему, будто на аркане.
Тьерри не требует ничего, ни к чему не принуждает. Он готов принять любой выбор Дэнны. А Дэнна не готов сделать выбор. Да и зачем, такое положение дел может длиться годами. Ведь может?
Вернувшись от Тьерри, он застает дома Лэйтис. Она сидит в кресле, покачивая ногой, и пьет кофе с бренди. Выражение лица у нее преувеличенно спокойное, но покачивание ноги выдает напряженность. Он хорошо ее изучил, за все то время, что прожил с ней бок о бок.
— Хорошо поразвлекся? — спрашивает она притворно-равнодушным тоном, но кажется, будто слова ее сочатся ядом. Или это говорит нечистая совесть Дэнны?