Выбор каждому
Шрифт:
— Не понимаю.
Вестник нахмурился.
— Очень давно люди умели испытывать сильную физическую боль. Это как упасть, но страшнее. Поняла? Теперь вы легче переносите подобное. Всё из-за чипов в голове. На утро ваш организм снова в порядке, даже получив увечье. Так было не всегда. В некотором смысле это идеальный мир, о котором предки могли только мечтать.
— Иде-аль-ный, — тихонько проговорила Ева.
Вестник говорил сбивчиво под взглядом прищуренных глаз. Ева не верила ни единому слову. Что за непонятные чипы? И как они попадают в голову? Она почесала
— Гляди! Надо подойти ближе.
— Нет.
— Не нуди, а? Я никогда не видела, как живут другие.
Ева бросилась в сторону деревни. Длинная коса хлопала её по спине. Вестник тяжело вздохнул и пошёл следом. Ева обернулась. Выбранные, словно почувствовав спинами, что вестника нет поблизости, остановились, продолжая топать на месте.
Глава 6
VI.
Деревня встретила Еву и вестника тишиной. Плотная, она обволакивала непрошенных гостей, словно настороженно изучала. Солнце закрыли облака с севера. Стало темнее, но жара никуда не делась. Как и в родном селе, здесь хлипкие постройки местных возводились рядом с восстановленными жилищами предков. Кирпичные стены вполне могли бы выдержать ураган. Две ступеньки ближайшего дома скрипнули под ногами, а на свету блеснули сохранившиеся стёкла в окне. Повезло хозяевам — не дом а настоящая крепость. Ева хотела постучать в дверь и только теперь заметила, что не заперто. На улицах пусто — странное место. Обернулась. Вестник поджал губы, отчего выглядел старше, а руки скрестил на груди. Он всем видом показывал, что Евино поведение ему отчаянно не нравится.
Она мысленно обозвала его надутым болваном и зашла внутрь. В полумраке Ева наткнулась на хрустнувшие черепки, но сам дом не выглядел заброшенным: ни пыли, ни перевёрнутых лавок, ни спертого воздуха. Хотя запах чувствовался, но чужой и удушливый, от него заколотилось сердце. Ева позвала хозяев, голос её звучал весело и звонко — она нахмурилась. Собственная радость царапнула ложью. Надо быстрее отвлечься, поговорить с людьми. Взгляд метался по комнате. В углу лежало тряпьё, мятое, запах шёл как раз от него. За окном небо очистилось, и свет выхватил всклокоченные тёмные волосы, сморщенную кожу на впалых щеках.
Крича она метнулась к двери и ударилась бедром об угол стола так, что на глазах выступили слёзы. Ева потеряла равновесие и уткнулась в вестника. Он крепко прижал её к себе:
— Тише.
— Что это? — спросила она.
Горячие ладони лежали на её вздрагивающих лопатках. Она зажмурилась: “Последним меня обнимал брат. И давно — родители, кажется. Тогда становилось спокойно. А сейчас — наоборот. Что за чушь?..” Мысль оборвалась из-за вопроса вестника:
— Как в твоей деревне с квинтэссенцией?
— Издеваешься? Сейчас меня вывернет наизнанку.
Ева болезненно сморщила рот. Внутренности судорожно напряглись и хотелось плакать.
— Я не про то. Выйдем на воздух.
Ева сидела на ступенях не в силах подняться, пока вестник, угрюмый, заглядывал в соседние жилища. Везде лежали сморщенные ссохшиеся тела, будто влагу из людей кто-то выпарил. Вот какая эта смерть, о которой говорил он. Страшная, с тусклой кожей, обтягивающей кости. Тихая, будто степь, когда летнее солнце в зените. Неподвижная, она не даёт шелохнуться всему, до чего коснулась.
Вестник вернулся к Еве и открыл вентиль на трубе перед крыльцом. На сухую землю не упало ни капли. Чужак пнул ржавую трубу.
— Бесполезная железяка! У вас краны работали?
— Угу, — сказала она и закрыла лицо похолодевшими ладонями. — Подожди, это… люди, как мы?
— Да.
Ева опустила руки. В уголке ещё соображавшего сознания родилась догадка:
— Ты видел такое?
Вестник замотал белокурой головой.
— Вдруг квинтэссенции больше нигде не будет?! — сказала она и зажала рот ладонью, словно пыталась запретить себе даже думать, что все станут уродливыми чудовищами, отдалённо похожими на людей.
— Не знаю.
— Почему? — хрипло спросила Ева.
Оказывается, говорить иногда становится трудно: слова нехотя выползали изо рта. Вестник молчал и кусал губы.
— Ты оглох или что? Вот каков он, ваш идеальный мир!
Еве хотелось плюнуть в вестника, но в горле пересохло. Обида жгла изнутри. Горячие слёзы лились по щекам. Хотелось сжаться в комок и реветь до скончания времён.
— Такого не должно было случиться. Я не понимаю… — сказал вестник.
Растерянный, он по-детски взглянул на неё.
— Не понимает он, — прошептала Ева с упрёком.
Тяжело вздохнув, вестник направился на широкую улицу. Ева поплелась следом. Он огляделся: тонкая струйка дыма поднималась с северной стороны.
Кулаки сжались, вздулись синие жилы. Чем ближе подходили, тем явственнее ощущался запах гари. В очередном дворе они увидели высокого светловолосого юношу, который помешивал что-то в котелке. Лёгкая куртка, штаны и сумка сбоку — всё, как у вестника. “Ещё один”, — подумала Ева. И не ошиблась.
— Эй! Братишка Адам! Да ты с прекрасной спутницей. Надо быть смелой, чтобы пойти туда, откуда не возвращаются.
— А я вернусь и не одна, а с братом! — ответила Ева.
— Идейная? Хм, любопытно.
Младший вестник на мгновение замер и после паузы добавил:
— Кстати, угощайтесь.
Он подул на деревянную ложку, полную похлёбки. Густой запах ударил в нос. Ева забежала за угол, и её вырвало. Желудок успокоился, и она села на траву, слушая чужой разговор сквозь безумный стук в висках.
— Ты возвращаешься? Тогда пойду с вами, братишка, — говорил младший вестник.
— Ничего не хочешь рассказать?
— Думаю, лучше спросить у Фотины. Точно не будешь пробовать? Вкусно же.
Борясь с очередным приступом тошноты, Ева прополоскала рот квинтэссенцией из фляги. Что произошло с жителями? Младший вестник не выглядел испуганным или напряжённым, как его брат. Стало жутко. Нетвердой походкой Ева в молчании прошла за мужчинами через поселение. Неподалёку ждали выбранные. Почувствовав их, старики из деревни Евы зашагали вперёд. Она не выдержала: