Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное]
Шрифт:
— Денег.
— Завтра приходи. У меня день рабочий завершился.
Нет! Такого обращения товарищ Ежов с собою не потерпит! Тетка явно знаков различия не понимает. И не знает, кто в народном комиссариате водного транспорта хозяин.
Николай Иванович опустил глаза и с холодной усмешкой, как бы неохотно, как бы признаваясь, тихо сообщил:
— Я — Ежов.
— Ежо-о-ов… — протянула золотозубая Катерина, то ли не поверив, то ли испугавшись. — Ежо-о-ов!
К окошечку прильнула, осмотрела с любопытством и вниманием все швы на маршальском одеянии маленького человечка… И вдруг с грохотом опустила перед его носом стальную дверку-заслонку, словно решетку на воротах неприступного замка:
— Ты —
4
Палач-кинематографист дядя Вася спустился в хранилище темное.
— Макар, спишь?
— Не сплю, дядя Вася. Сами знаете, трое суток ленты разбирал.
— «Не сплю», — дядя Вася ворчит. — «Не сплю», а пошто морда полосатая, как у тигры?
— Дядя Вася, сами знаете, день и ночь…
— Тигра ты американская, и нет тебе другого имени.
— Дядя Вася…
— Ладно, знаю тебя. Мне, Макар, приказали замену себе искать. На покой иду. Кого выберу, тот на мое место и станет. Выбор. Трудный выбор. Я на тебя все посматриваю. Боюсь, справишься ли. Чтоб меня потом не кляли за такой выбор…
— Испытайте меня, дядя Вася, испытайте.
— Я тебя десять лет испытываю. Последний тебе экзамен…
— Слушаю, дядя Вася.
— Отвечай не задумываясь… Э-э-э… Кого бы тебе задать? Во, Буланов.
— Буланов Павел Петрович был секретарем Народного комиссара внутренних дел, врага народа, предателя и шпиона Ягоды. Буланов принимал участие в разоблачении Ягоды осенью 1936 года. За это награжден орденом Ленина указом от 28 ноября 1936 года. Но сам Буланов оказался врагом, его арестовали 12 марта 1937 года. Во всем признался. Расстрелян 13 марта 1938 года. Легко запомнить: один год и один день признавался…
— А где коробка с лентой про расстрел?
— Полка 29, коробка 256-12.
— Силен, Макар. Еще проверить?
— Проверяйте, дядя Вася. Я хоть и сплю, да все помню.
— Все ленты помнишь?
— Все, дядя Вася. От Кронштадтского сабантуя и далее.
— Ладно. Верю. Давно тебя, Макар, знаю. Ругаю тебя, а сам тобою любуюсь. Ты — мой выбор. Я тебя уже рекомендовал товарищу Сталину. Ты вместо меня теперь у товарища Сталина кинематографией заведовать будешь. Поздравляю. Не урони чести.
5
Все что угодно ожидал Завенягин увидеть в комнате 205.
Только не это.
Поначалу ничего и не увидел. Мрак. Только переполнило его то чувство, которое душит и давит крысу, пущенную в клетку удава. Крыса удава еще не видит. Он в углу. Как изваяние. И удаву крыса пока не нужна. Удав еще долго может лежать в оцепенении. Но знает крыса — тут он.
Не увидел Завенягин опасности. Ощутил. Она звякнула в нем холодным прокалывающим ударом. В углу она, опасность. И взгляд завенягинский приковало к тому углу, примагнитило.
Присмотрелся.
Там, где мрак сгущается, в глубоком кресле молча сидит и смотрит на него Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Завенягин.
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
— Садитесь. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, товарищ Сталин.
— Как дела в Норильске?
— Нормы выполняем. При любом морозе. И перевыполняем.
— А как руководство НКВД к вам относится?
— Хорошо, товарищ Сталин.
— А новый нарком товарищ Берия как к вам относится?
— Очень хорошо.
— В чем это выражается7
— В Заполярье самая большая наша проблема, товарищ Сталин, — нехватка рабочих рук. Товарищ Берия совсем недавно занял пост руководителя НКВД, но в это короткое время нам хорошо помог: рабочую силу на север гонит в нужных количествах.
— Товарищ Завенягин, это хорошо, что товарищ Берия помогает вам и поддерживает вас. А как вы лично, товарищ Завенягин, относитесь к товарищу Берии?
Завенягин посмотрел в страшные глаза и увидел перед собою не Сталина, но удава, сжавшегося в комок перед броском. Свернулся в кресле удав, кольца свои медленно сжимает. Желтые сталинские глаза не выражают ничего, как ничего не выражают змеиные глаза. Сталин просто задал вопрос и ждет ответа. Ждет терпеливо, как змея, у которой нет представления о времени. Завенягин смотрит в желтые мутные глаза, в которых нет отблеска, и понимает, что у него нет сил ни отвести взгляда, ни моргнуть. Теперь он понял, почему крыса в зоопарке не бежит от удава. У крысы нет сил отвернуться. Чтобы бежать, надо морду в другую сторону развернуть, но под таким взглядом все живое цепенеет. Но если бы и хватило у крысы сил отвернуться, то лапки все равно не понесли бы. Удивительно, но единственный выход из этой ситуации обезумевшая от ужаса крыса видит только в том, чтобы ползти этим глазам навстречу. Вот для такого движения в ее лапках силы есть. А для движения в любую другую сторону сил нет!
Завенягин ощутил себя крысой. Большой черной ободранной крысой-самцом. Чтобы не ползти навстречу желтым глазам, вцепился Завенягин в ручки кресла, царапая вековой дуб и ломая ногти.
— Как вы, товарищ Завенягин, относитесь к товарищу Берии? — приплыл откуда-то непонятный вопрос.
Завенягин всем своим существом вдруг ощутил, что Сталин видит его насквозь и читает его мысли. Да! Сталин читает мысли и знает все. Знал Завенягин, что Сталин с чародеями путается, что учится у них. Слышал Завенягин, что Сталин всех насквозь видит и мысли читает. Только не верил. Теперь ясно: читает. Всем Завенягин рассказывал, что любит Лаврентия Павловича Берию. Никогда кривого слова против Лаврентия Павловича не сказал. И только Сталин один сумел прочитать настоящие его думы. Понимает Завенягин, что Сталина ему не обмануть. Знает Завенягин, что игра кончена. И обманывать Сталина Завенягину незачем. Нет у Завенягина сил на обман.
— Товарищ Сталин, вы спрашиваете, как я отношусь к товарищу Берии?
— Именно это я спрашиваю.
— Я его ненавижу.
6
Жизнь надо прожить так, чтобы никто на тебя внимания не обратил. Невидимкой жить надо. Так дядя Вася, палач-кинематографист, жизнь и прожил. Вообще-то на него иногда смотрели. Точнее, смотрели не на него, а сквозь него. Смотрели, да не видели. Всех его друзей-приятелей, всех, с кем начинал, давно перестреляли. А Васю не заметили.
Прощается дядя Вася-палач с профессией своей. Горько. Горько потому, что жизнь его не совпала с самым интересным этапом мировой истории. Вернее, не совсем совпала. До сорока лет дядя Вася по крестьянской части состоял. Хозяйствовал. А тут тебе война. Империалистическая. Долго его не брали. Взяли в 1916-м. В лейб-гвардии Преображенский. В запасной батальон. В 1916-м году от того Преображенского давно ничего не осталось — четыре состава на войне полегло… Потом царь отрекся… И понеслось… Потом воля была и разгром Зимнего. Через всю оставшуюся жизнь дядя Вася тайну пронес: был он в Зимнем в ту ночь… Никому не признался, понимал: за такое ответ держать однажды придется. Друзья его, товарищи, у кого язык говорливым оказался, один за другим исчезли. А картина той ночи год от года все краше становилась, все героичнее. Ни Ленин, ни Троцкий о революции не помышляли, так и говорили — октябрьский переворот. Только через десять лет после переворота товарищ Сталин название новое придумал — Великая Октябрьская социалистическая революция. До того октябрьский переворот официально заговором числился. И чтобы участники того дела не мешали растущему поколению правильно героическое прошлое понимать, героев той ночи убрали. По одному. Без шума. Так надо было.