Выбор по Тьюрингу
Шрифт:
– Сколько мороки из-за этого совещания, – недовольно сказала доктор Эрин Снэрсбрук. – Кое у кого из нас есть и другие дела. Это же смешно – прекрасно можно было провести совещание по телесвязи.
– У всех нас есть другие дела, доктор, у всех есть, – ответил Беникоф. – Вы сами виноваты – это вы подали мысль о совещании. Вы должны понимать, что таков единственный способ обеспечить полную секретность.
– Я говорила, что надо обсудить результаты, и ничего больше. – Она жестом остановила Беникофа, который хотел что-то сказать. – Знаю. Я уже слышала ваши доводы. Здесь, конечно, безопаснее. Все эти похищения, налеты, покушения… Просто я терпеть не могу эти кошмарные вертолеты. Самый опасный на свете вид транспорта. Один из них упал с небоскреба «Пан-Америкен» –
По подземному туннелю они въехали в здание штаба. За окнами мелькали часовые из морской пехоты, охранники, запертые двери, автоматические телекамеры и все прочие средства предосторожности, которые так обожают военные. Миновав последнюю запертую дверь, они вошли в конференц-зал, откуда открывалась панорама залива и мыса Лома. С рейда втягивался в залив авианосец. Перед окном, за столом черного дерева, сидело не меньше десятка штатских в темных костюмах и офицеров в форме.
– А в этой комнате вправду безопасно? – шепотом спросила доктор Снэрсбрук.
– Оставьте ваши шуточки, доктор, – шепнул в ответ Беникоф. – Это окно не пробить и из корабельной тридцатидюймовки.
Эрин принялась было внимательно разглядывать окно, но заметила улыбку на лице Беникофа. Как и она, он пытался шутить, чтобы разрядить напряжение.
– Садитесь, – приказал генерал Шоркт в своей обычной неотразимой манере и столь же лаконично представил вошедших: – Слева – доктор Снэрсбрук. С ней мистер Беникоф, которого вы знаете, он отвечает за расследование в компании «Мегалоуб».
– А кто все эти люди? – нежным голосом осведомилась доктор Снэрсбрук.
Генерал Шоркт как будто не слышал.
– Вы должны сделать нам доклад, доктор. Начинайте.
Пауза затянулась. Генерал и хирург молча смотрели друг на друга, в глазах у них горела холодная ненависть.
Опасаясь худшего, Беникоф вмешался:
– Я созвал это совещание, потому что операция, предпринятая доктором Снэрсбрук, по-видимому, достигла важной и ответственной стадии. Поскольку во всех остальных направлениях наше расследование зашло в тупик, я убежден, что теперь все зависит от доктора Снэрсбрук. Она – наша поддержка и опора, наша единственная надежда в этом трагическом деле. И она, кажется, добилась чуда. Сейчас она введет нас в курс дела. Пожалуйста, доктор.
Доктор Снэрсбрук, слегка смягчившаяся, хотя все еще сердитая, пожала плечами и решила, что с нее хватит препирательств. Спокойно, негромким голосом она заговорила:
– Сейчас я завершаю основные хирургические манипуляции с больным. Поверхностные повреждения, причиненные пулей, более или менее успешно ликвидированы. Более важные и ответственные мероприятия по восстановлению нервных пучков в коре закончены. Пленочные микрочипы имплантированы успешно и соединены между собой вживленным в мозг компьютером. Больше никаких хирургических действий не требуется. Полость черепа закрыта.
– Значит, вы достигли успеха. И больной будет говорить…
– Прошу не перебивать. Это относится ко всем. Когда я закончу свое сообщение о том, что уже сделано и чего, по моему мнению, можно ждать в будущем, я отвечу на любые вопросы.
Снэрсбрук секунду помолчала. Молчал и генерал Шоркт, хотя видно было, что он кипит яростью. Она скромно улыбнулась и продолжала:
– Возможно, что у меня ничего не получилось. Если так, то на этом все кончится. Вскрывать ему череп я больше не буду. Я хочу подчеркнуть, что такой шанс всегда есть. Все, что я делала до сих пор, – всего лишь эксперимент, вот почему я не даю никаких обещаний. Но я скажу вам, на что я надеюсь. Если я добилась успеха, больной придет в сознание и сможет говорить. Но вряд ли мы будем разговаривать с тем самым человеком, в которого стреляли. Он не будет помнить ничего из своей взрослой жизни. Если мои процедуры закончатся успешно, если он придет в сознание, он превратится в ребенка.
Не обращая внимания на возгласы разочарования, она выждала, пока все не замолчат, и заговорила снова:
– Если это произойдет, я буду очень довольна. Это будет означать, что все процедуры прошли успешно. Но это только первый шаг. Если он пройдет по плану, я начну вводить дополнительную информацию и буду поддерживать с ним постоянное общение в надежде, что окажется возможно довести его воспоминания до того периода его жизни, когда на него было совершено нападение. Есть вопросы?
Беникоф первым задал вопрос, который волновал его больше всего:
– Вы надеетесь довести его воспоминания до самого того дня, когда произошло нападение?
– Это вполне возможно.
– Он сможет вспомнить, что тогда случилось? Сможет сказать нам, кто это сделал?
– Нет, это исключено. – Снэрсбрук подождала, пока шум не утих, и продолжала: – Вы должны понять, что существуют две разновидности памяти – долговременная и краткосрочная. Долговременная память сохраняется годами, обычно всю жизнь. Краткосрочная – это то, что происходит с нами в реальном времени: подробности разговора, который мы слышим, слова из книги, которую читаем. Большая часть краткосрочных воспоминаний просто исчезает через несколько секунд или минут. А некоторые из них, если они достаточно важны, постепенно переходят в долговременную память. Но лишь примерно через полчаса. Столько времени нужно мозгу, чтобы переработать их и сохранить. Примером может служить так называемый посттравматический шок. Жертвы, скажем, автомобильной катастрофы ничего не помнят о самой катастрофе, если в этот момент потеряли сознание. Их краткосрочные воспоминания так и не перешли в долговременную память.
Посыпавшиеся вопросы и замечания перекрыл холодный голос генерала Шоркта:
– Но если нет никаких шансов на то, что эти ваши сомнительные манипуляции завершатся успехом, то зачем вообще вы решили их предпринять?
Эрин Снэрсбрук была сыта по горло оскорблениями. Она вспыхнула и начала подниматься со стула. Но Беникоф успел вскочить раньше.
– Позвольте напомнить всем присутствующим, что за ведущееся расследование отвечаю я. Доктор Снэрсбрук принесла большую жертву, согласившись нам помочь. Ее работа – это все, что мы имеем. Уже погибло несколько человек, может погибнуть и наш больной, но самое важное сейчас – итоги расследования. Может быть, Брайан Дилени и не разоблачит убийц, но он сможет показать нам, как построить его искусственный интеллект, а речь, в конечном счете, идет только об этом.
Он медленно сел и повернулся к Эрин Снэрсбрук:
– Доктор, будьте добры, расскажите нам, какие процедуры еще предстоят?
– Пожалуйста. Как вы знаете, я оставила в мозгу больного большое число имплантатов. Они представляют собой разнообразные процессоры, присоединенные микроскопическими выводами к нервным волокнам мозга. В эти точки можно вводить определенные количества некоторых химических препаратов. Сочетая их с тщательно контролируемым воздействием внешних возбудителей, я надеюсь вскоре добиться того, чтобы он научился вызывать свои более поздние, пока еще недоступные воспоминания. Когда они будут интегрированы в единую картину, мы снова получим работающее сознание. В нем могут остаться пробелы, но он не будет их замечать. Я надеюсь, он сможет припомнить все, что делал в ходе разработки своего искусственного интеллекта, воспроизвести это и снова его построить. Конечно, я буду использовать не только химические препараты. Я также имплантировала пленочные микрочипы, которые непосредственно соприкасаются с нервными окончаниями. На поверхности чипов находятся эмбриональные клетки мозга, которые можно различными способами заставить развиваться. Они могут оставаться спящими столько времени, сколько нам будет нужно, пока не появится возможность сделать нужное соединение. После их активации каждая из них будет подвергнута проверке. Те, которые соединятся неправильно, будут снова разъединены, и только соединившиеся правильно сохранят активность. Это можно будет сделать, открывая микроскопические химические отверстия в чипах: если не будет установлено нужное соединение, крохотная доза нейротоксинов убьет клетку.