Выбор судьбы
Шрифт:
— Тьма… — охнула Веся, сразу сообразив, что именно таится за такими простыми словами.
Она-то ведь не стала после того, как сожгла хингайцев, более слабой целительницей, наоборот… отлежавшись несколько дней, вылечила всех раненых. А целительство — это самый светлый из всех даров, всем известно.
И значит, второй дар вовсе не темный?! Но как такое может быть?
— Да, — продолжал так же сухо пояснять Саргенс, — это действительно светлый дар, и бывает он только у целителей. Но очень редко. Мы нашли описание, последний одаренный им жил больше
— И как он называется?
— Праведный, или карающий, гнев. Ведь целители возвращают людям здоровье и жизнь, потому и ненавидят всех, кто пытается причинить вред или убить. Но объяснить это всей Этросии мы не сможем… просто никто не поверит. Придётся долго доказывать…
— Не нужно… — перебила его Веся и, не в силах больше сдерживаться, закрыла лицо ладонями, чтобы спрятать свои слезы.
И пусть он всё увидит по ее ауре… неважно, может смотреть. Но никому не дано понять, как же горько ей было столько лет нести в душе знание о своём проклятии, жить с ощущением вины перед теми, кого она нечаянно покарала… завидовать Мариле, которой не нужно было так усиленно тренировать свою выдержку.
Куница горько всхлипнула, вспомнив про Марилю, которую теперь не скоро увидит… Чародей прав, глупо доказывать всем, что она не темная. Гораздо проще начать жизнь с чистого полотна и вышить на нем такие цветы, какие пожелаешь.
— Почему она плачет? — встревоженно спросил над Весиной головой голос Феодориса.
— Узнала, какой у нее второй дар, — безнадёжно буркнул Саргенс.
— Да? А я думал, раскаялась в своём налёте на Ольсена, — удрученно пошутил верховный чародей, — у него как раз спал с языка паралич… и теперь он всем жалуется на девушек, среди бела дня нападающих на мельников.
— Ему еще часа два или три нельзя вставать, — всхлипнула Веся и обнаружила большой лоскут, который кто-то осторожно сунул ей в ладошку, — спасибо. И пусть не жалуется. Просто я тэрхов не нашла.
И вот тогда они оба вдруг захохотали, облегченно и заразительно, и, посмотрев на этих серьезных мужчин, хохочущих как мальчишки, невольно заулыбалась и Веся. Неужели они думали, что она настолько упряма, чтобы обидеться на них за желание не прозевать, не потерять такой ценный подарок судьбы? А может, боялись, будто, узнав про свой дар, Веся зазнается и начнет ставить условия?
Да зачем ей это нужно, если никто, кроме чародеев, не сумеет ей помочь разобраться с выросшей силой и неожиданными возможностями?
Хотя… одну… или, нет, две вещи она все же попытается попросить. Хотя и подозревает, что одна будет всего лишь ответом на очередную проверку.
— Феодорис, — со вздохом разжав на кулачке все пальчики, кроме двух, вопросительно уставилась на него куница, — я тут подумала… это нечестно.
— Что именно? — прищурился он.
— Условие для Береста. Почти невозможно найти выход, не зная всей правды. И я хочу все сказать ему сама… прямо сейчас, иначе я чувствую себя… мошенницей.
— Но в моем присутствии, — сразу поставил условие он. — А кто под вторым пальчиком?
— Кастина. Она одинока… и я каждую зиму жила с ней на заимке. Но никто, кроме нее, не может объяснить сложные вещи простыми словами и помочь самой докопаться до истины. Если я позову… она придет, я верю.
— Хорошо, я не против ее пригласить. Напиши письмо, мы отправим. Только пиши так… чтобы никто чужой не понял, что ты зовешь в гости, а не попрощаться, — согласился магистр и пошутил: — А я думал, ты будешь просить оставить Рыжа.
— Нет… пусть отец его заберет. Клан и так лишился воина, хоть зверя верну. Их не так просто выучить и держать в повиновении.
— Хорошо, — посерьезнел Феодорис, — тогда идем?
— А ты не ездишь на фантомах? — осторожно осведомилась княжна, опасаясь, не совершила ли непростительного поступка, так расточительно тратя вложенную в невероятных созданий силу.
— Иногда, — усмехнулся он, — а ты уже и до этого додумалась? Но сейчас проще дойти… это близко.
— Запомни только одно… — предупредил чародей, свернув в тот коридор, который показался Весе утром таким пустынным, — ни про Цитадель, ни про твое решение войти в круг говорить нельзя. Только про дар… Берест уже подтвердил, что верит тебе.
— Тогда еще вопрос: а его в круг примут? Я не желаю, чтобы Берест чувствовал себя тут… неуютно.
— Весеника… если он захочет, то, конечно, примут. Но вспомни, ты сама захотела!
— Но вспомни, — передразнила его куница, — ведь мне-то вы не раз намекнули! Куда дальше?
— Вон та дверь… даю на встречу пять минут. Потом войду.
— Десять, — мгновенно сообразила Веся, бросаясь к запертой на засов двери.
Отдёрнула его одним движением, влетела в комнату и замерла — такое ощущение, словно попала в недавно покинутую собственную спальню. Точно такая же добротная мебель, так же чисто, только еда на столе нетронута. И почему-то никого не видно… только открыта дверь на балкон.
— Берест? — встревожившись, бросилась туда княжна.
Но не успела добежать и до порога, навстречу метнулся вихрь, схватил, стиснул в объятиях, закружил, зацеловал.
— Весенька моя… солнышко… тебе разрешили прийти? — перемежая слова поцелуями, бормотал ястреб, не давая кунице возможности ответить.
Но ей пока и не хотелось ничего говорить, так тепло и уютно было в кольце этих рук, так правильно! Все сразу стало проще и понятнее, и все тревоги за себя стали мельче, зато за него — еще острее.
— Ардест… — Веся специально назвала его так, раз ей суждено скоро стать чародейкой, значит, и она имеет право на намеки, — я пришла сказать тебе, что все не так… как мы думали много лет. И ты… и я. Я ведь тоже мучилась… когда вспоминала бесшабашного парня, налетевшего на меня у магазина. Ты был такой веселый и шумный… позже я поняла, что в тебе просто молодость и радость жизни бушевали. Отец пытался найти, но ты как сквозь землю провалился.
— Солнышко… не нужно про это… я был виноват.