Выбор варианта
Шрифт:
— Да не нужно мне все, лацитат тиргус. Не умею я лечить!
Дверь в комнату отворилась, выскочила служанка, с тазиком и тряпьем в руках.
— Что с тиргом Сейдом?
— Рана воспалилась. Стрелой попали, стрелу выдернули, рану забинтовали, не сильно и страшная была. Сперва даже заживать стала, а потом — хуже и хуже ему… Домой на повозке привезли…
Отвечал мне не тиргус, а тирс Матиуш.
— Лацита тиргус, у вас же есть в замке лекарь.
— Был у нас лекарь, был… Шесть дён назад, скотина, напился и с лестницы сверзился насмерть…
— Раз рана воспалилась — значит или грязь попала, или не всю стрелу выдернули.
— Помоги мальчику, рава. Век твой должник буду! Мы с города трех лекарей привезли, но ему все хуже становится…
Я боялась. Я откровенно боялась подходить и смотреть. Ну, что я там могу понять? Я страшнее детских ободранных коленок и простуды ничего в этой жизни не лечила. Коленки — еще себе, в детстве. А простуду себе и мужу бывшему — дома, таблетками из аптеки. Ну, еще медом и малиной. Клюкву пили…
Старик тиргус стоял, глядя на меня с обреченной усталостью, понимая, что последняя его надежда не сбылась.
— Ладно, рава, просто посмотри рану, вдруг, что подскажешь…
Я выдохнула… Мне не хотелось ввязываться в эту историю, я ничего в ранах не понимаю. И в лечении. И в лекарствах местных… Но и отказать тиргусу я не смогла. Мне было безумно жалко старика…
Первое, что меня поразило в комнате — жара и вонь.
На широкой кровати под балдахином кто-то стонал, но кто именно — было не видно. Над больным склонились две служанки, придерживая, чтобы не метался. В камине на крюке висел котелок, из которого и выплывали вместе с паром чудовищные запахи. О чем-то совещались у окна два пожилых горожанина. Думаю, и есть лекари.
— Уважаемые, что с вашим больным?
Отвечать мне они явно не собирались, смотрели, как на грязь под ногами. Я перевела взгляд на тирса Матиуша.
— Рава Лейна спрашивает — надо отвечать! — рявкнул он на них. Кажется, его эти мудрецы тоже достали.
Один из них, постарше, под взглядом молчаливого коллеги поморщился, пожевал тонкими губами и наставительно произнес:
— Очевидно же, что разлитие черной слизи в теле тирса Сейда вызывает жар, от которого он и теряет сознание! Это понятно каждому, кто изучал лекарское искусство. Я прописал ему микстуру для желчи, но тирг столь болен, что тело его отвергает микстуру!
Второй в это время утвердительно качал головой на все высказывания. С ними мне все было понятно.
— Тирс Матиуш, а где третий лекарь? Лацита тиргус говорил, что их было три?
— Так он выгнать его и велел, тот говорил, что руку отрезать нужно!
— Верните его!
— Что?!
— Верните третьего лекаря, я с ним поговорю. А этих можно отпускать домой. И скажите, кто лечил тирга? Ну, не разлитие слизи, а вот руку?
— Так коновал такой мазью мазал, как для лошадей.
— А в котелке что?
— А ученик лекаря микстуру составил.
Все пояснения мне давал тирс Матиуш. Лацита тиргус в комнату так и не зашел.
Сейд лежал на кровати, точнее — метался так, что две здоровые тетки удерживали его с трудом. В одной из них я с трудом узнала Дайму — зареванное, опухшее лицо, щелочки глаз…
Выглядел Сейд отвратительно. Лицо в испарине, подушка влажная, слипшиеся волосы сбились чуть не в колтуны. И стонет, хоть и не в сознании.
— Дайма, рубаху нужно снять, и повязку. Я рану хочу посмотреть, что там не так. Когда повязку меняли?
Я вопросительно посмотрела на Матиуша.
— Дак вчера конюший мазь дал, как рану посмотрел, так я сам мазал и бинтовал.
— Рубаху разрежь на нем, и повязку. Сутки уже прошли с этой мазью, раз хуже стало — значит не помогает она.
Про себя я думала — если заражение крови — он покойник. Я, конечно, не медик, но раз второй день без сознания — скорее всего, оно и есть…
Плечо Сейда представляло собой чудовищно вспухшее нечто, в которое впилась повязка… Разрезать ее пришлось очень осторожно, она так сильно впилась в руку, что подцепить ее не получалось, да и к руке она пристала на мертво…
То, что я увидела под повязкой меня перепугало, но хуже чем есть уже не будет.
— Воды, чистой, кипяченой воды, сколько есть — столько и несите, и ставьте новую. И чистых тряпок, и котелок с варевом выкинуть, а окно открыть, хоть не на долго. И крепкий отвар ярги сделать.
Дайма осталась удерживать на кровати Сейда, а вторая служанка кинулась в дверь.
На плече Сейда был огромный выпирающий нарыв. Его нужно вскрыть и дать гною вытечь. Обработать рану и перевязать чистым бинтом. Больше я ничего не смогу сделать, но так он точно умрет. Сама я вышла поговорить с лацита тиргусом.
— Лацита тиргус, я не знаю, смогу ли я помочь, но если оставить так — он умрет точно.
— Что ты хочешь сделать, рава?
— Я думаю, что нужно вскрыть этот нарыв, промыть рану и забинтовать. И не давать ей больше воспалятся. Но и обещать, что поможет я тоже не могу. Решай сам, лацита тиргус… Я не лекарь.
— Сделай, что сможешь, рава, что считаешь нужным… Я не буду тебя винить, если…
Голос тирга прервался, он махнул рукой и снова уставился на огонь.
Пока грели воду, проветривали и меняли на кровати пропотевшие тряпки, привели третьего лекаря. Он жил не так и далеко от замка. Мужчина был в возрасте, но что меня порадовало — при себе у него был нож и пила — он явно настроен был на ампутацию руки. Из всех троих он, единственный, понимал, что жар и потеря сознания — следствие раны на руке. И лечить следствия, не устранив причину — глупость. Поэтому я и собиралась разговаривать с ним, а не с его собратьями.