Выбор
Шрифт:
— В прошлый раз ты вообще не приходил! Перенёс меня и всё. Сюда!!! Зачем?! Ты что, не знал, как тут классно?!
— Нет, не знал. Это как жребий. Если бы я все твои жизни просматривал и выбирал, какая получше... Думаешь, мне заняться больше нечем?! В прошлый раз ты смотрел в воду. Я превратил канал Грибоедова в проход. А здесь зеркала не было, извини.
— Быстро убери меня отсюда.
— Ты осознаёшь, что у тебя осталась одна попытка? Если снова
— Ты, главное, ОТСЮДА меня убери, мне пофиг уже!!!
— Будь осмотрителен, не испорти всё и не суди поспешно, — назидательно вымолвил проводник и поднёс к моим глазам зеркало.
***
Не то чтобы в моей здешней голове было очень радостно, но там, по-крайней мере, не было пустыни. Некоторое время я просто сидел и наслаждался этим фактом. Потом начал озираться.
Это была моя квартирка, но здесь был непривычный порядок, всё убрано, кажется, даже окна помыты. С чего бы это? Я подошёл к тщательно протёртому зеркалу. Чего это я? В белой рубашечке, волосы в пучок собрал на затылке, бородёнка такая стильная — вылитый мушкетёр. Я жду, что ли, кого-то? Ну, точно — на кухне апельсины в вазе и бутылка шампанского. Ладно, пока она не пришла, надо срочно проверить, умею ли я рисовать.
Я вытащил бумагу и принялся биться над наброском своей винтовой лестницы. Ха. Пожалуй, здесь у меня получалось ещё хуже, чем в самой первой моей жизни. Но картины мои были тут, они никуда не делись. Я мучился с этой лестницей около часа. Ну как сделать, чтоб она уходила в бесконечную глубину?! И чтоб она при этом была лестницей? Может, её как-нибудь стилизованно изобразить, типа графики что-то сделать? Я взял тушь и попробовал. Получился пешеходный переход, закрученный в спираль. Я плюнул с досады и бросил листки на пол.
Ну да, бездарность. Зато симпатичный. И аккуратный. И не пустыня. И Катя вот-вот придёт... И почему я так уверен, что именно она? Меня осенило, и я полез в стол искать свои документы. Всё в порядке. Зовут меня Святополком, и я даже работаю — вот умора! — в том самом ресторане, где недавно веселился со своими псевдодрузьями. Официант. В дверь позвонили, я зашвырнул документы обратно в стол и бросился открывать.
На пороге стояла моя Катя. Как же она была хороша! Я сходу упал на одно колено и поцеловал ей руку. Она засмеялась. Как чудесно она смеётся!
— Какой ты забавный! Встань, давай я лучше пройду, — какой у неё чистый, звонкий голос! Я был вне себя от счастья и, кажется, выглядел идиотом, но это было не важно. Мы пошли на кухню и выпили шампанского с апельсинами. Она всё время нежно и звонко смеялась.
— Ты мне раньше так интересно рассказывал про свои миры! Расскажи ещё. Что ты сейчас рисуешь? — у неё были такие лучистые глаза, такие длинные ресницы...
— Картину... Винтовую лестницу. Вот только не получается у меня ничего...
— Покажи! Ты же знаешь, как я люблю твои картины!
—
— Тем более! Я никогда не видела, как ты работаешь! Ну, пожалуйста! — у неё были такие огромные синие глаза, такие ямочки на щеках... Ну как я мог ей отказать?
Я привёл её в комнату. Она восхищалась моими набросками и подробно расспрашивала, что я хотел изобразить.
— Человек в начале бесконечного падения... Замечательная идея! Даже в дрожь бросает. И как ты всё это придумываешь?
— Сам не знаю, — я не мог отвести глаз от её лица, и все мои идеи казались полной ерундой в сравнении с ней, восхитительным творением демиурга...
— Просто ты у меня гений, — она приблизилась ко мне. От неё одуряюще пахло чем-то сладким и мягким, какими-то цветами с примесью корицы.
— Только рисовать не умею...
— Главное — идея. Ты обязательно станешь знаменитым. Мир просто обязан увидеть твои миры, — она внезапно обняла меня, такая мягкая и горячая, и поцеловала сладким поцелуем с привкусом шампанского. Я застыл в панике, не зная, что делать. Она чуть отстранилась и ласково засмеялась. — Можно, я сегодня у тебя останусь? Мне так неохота ехать на метро...
— А разве ты живёшь не здесь? — спросил я тупо. Меня просто унесло.
— Какой же ты смешной! — она снова залилась звонким смехом и прильнула ко мне...
Я останусь жить в этой жизни. Без всяких вариантов. Я отошёл подальше и окинул гордым взглядом законченную картину. Я не спал всю ночь, но был счастлив, как никогда. С картины на меня смотрела Йатэака, почти как живая. Я теперь знал каждый её изгиб, каждый взгляд, знал, какая она на ощупь, и всё это перенеслось на холст. Казалось, она сейчас сойдёт с него и снова поцелует меня. И пусть какой-нибудь придирчивый анатом придёт в ужас от телосложения ангела на картине, я был горд, ибо изображение было полно жизни, души, которую в неё вдохнула моя любовь…
Она проснулась, встала с тахты и обняла меня.
— Ты что, совсем не спал?
— Нет. Мной владела муза, — чёрт, я где-то уже слышал этот диалог!
— Какая знакомая муза, — она улыбнулась, с восхищением разглядывая картину, — Так ты меня ещё не рисовал.
Я прожил этой жизнью ещё две недели. Я всё рисовал и рисовал, на меня никогда раньше не накатывало такое вдохновение. Я нарисовал даже лестницу. Получилось не совсем то, что я задумывал, но выглядело это неплохо. Катя приходила каждый день, она смотрела, как я рисую, восхищалась моими картинами и фотографировала их на память. Ресторан, где я работал, находился недалеко от её дома, и мы часто ездили туда вместе. Она целовала меня и убегала к себе домой, а я шёл работать.