Выборы
Шрифт:
— И что?
— Как я уже сказал, у нас нет голосов.
— Вы думаете, Акомоло знает об этом?
Шартелль посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— Если бы у него были голоса, даже если б ему казалось, что у него есть голоса, едва ли он пригласил бы нас сюда, не так ли?
— Логично.
Шартелль вернулся к кровати и улегся на ней заложив руки за голову.
— Я думаю, Пит, нам придется одним выстрелом убивать двух зайцев. Давненько мне не приходилось этого делать.
— Одним выстрелом?
— Совершенно верно.
— Стратегию намечаете вы. Только скажите, что вам нужно, и когда.
Шартелль
— Вы идите. Я пообедаю в номере. У меня есть идея, но ее следует подработать. Вам понадобится машина?
— Думаю, что нет.
— Скажите Уильяму, чтобы он заехал за нами в восемь утра. В полдень у нас совещание в Убондо.
— Звонил Акомоло?
— Один из его помощников.
— Я зайду к вам утром.
— Думаю, это единственный путь.
— Какой?
— Убить двух зайцев одним выстрелом.
Я пожал плечами.
— Давайте попробуем.
Шартелль вздохнул и потянулся.
— Надо подумать.
Выйдя из отеля, я кивнул Уильяму и сказал, что в восемь утра машина должна быть готова к отъезду в Убондо. Затем прошел в бар отеля и заказал австралийский мартини.
В бокале осталось чуть больше двух третей, когда я вдруг понял, что проскочил очередную веху. Я называю их вехами. Это обычные, сами по себе ничего не значащие события, но для меня они становились временными рубежами. По ним я мерил прошлое. Первая имела место, когда мне было шесть лет и я качался в парке на качелях. Я до сих пор ощущаю ладонями шероховатость серого металла цепей, помню деревянное сидение с зеленой краской, оставшейся по краям, но стертой посередине тысячами детских штанишек и платьев. Вторая — пятнадцать лет спустя, в студенческом городке в Новом Орлеане. Насыщенный влагой воздух, низкие облака, дорожка, вдавленный в ней фирменный знак, указывающий, что бетон укладывали «А.Пассини и сыновья» в 1931 году.
И вот третья, в баре отеля «Принц Альберт», и я знал, что и десять, и двадцать лет спустя в точности вспомню и этот бар, и бокал с коктейлем. И Анну Кидд, какой увидел ее в то мгновение: в светло-желтом прямом платье чуть выше колен и без рукавов. В коротких белых перчатках, с маленькой белой сумочкой и в белых туфельках без каблука. С ниткой жемчуга на шее. Она грациозно вспорхнула на стул у стойки и вехи остались позади.
— Вы какой-то странный, — заметила она.
— Восхищен вашим платьем.
— Благодарю.
— Что будете пить?
— Если можно, мартини.
Я подозвал бармена.
— Сегодня что-то случилось, — промолвила Анна. — Во всяком случае, со мной.
— Я знаю.
— Никогда не ощущала ничего похожего. Мне понравилось. Я боялась, что вы не придете.
— Обычно такое случается, когда тебе четырнадцать или пятнадцать лет.
Она улыбнулась альбертийцу, поставившему перед ней полный бокал, и ответила широкой улыбкой.
— Он одобряет, — прокомментировал я. — В его глазах я — настоящий мужчина. После обеда мы пройдемся мимо местной бензоколонки, чтобы парни по достоинству оценили мой выбор.
— Вы это делали? Выгуливали ваших девушек перед парнями, собиравшимися на углу у гаража или аптеки?
Я покачал головой.
— Когда я начал приглашать девушек на свидания, на углах уже не собирались. Все перекочевали в открытые кинотеатры, куда приезжали в десять вечера в семейном седане, а отпрыски богатых родителей — в собственных автомобилях.
— А вы?
— Был ли богат мой папаша?
— Да.
— Конечно. Он нажил состояние на зерне.
— Он фермер?
— Нет. У него элеватор.
— Где?
— В Северной Дакоте.
— Вы его любите?
— Он у меня молодец. Северная Дакота его вполне устраивает. Живет там со второй женой. Моей мачехой.
— А ее вы любите?
— Да. Чудесная женщина.
— Теперь я знаю о вас все.
— Если осталось что-то еще, то самая малость.
— А где вы учились?
— В Миннесоте.
— Английская литература… я угадала?
— Нет. Просто литература.
— Литература?
— Почти что классическое образование, как его понимали в Миннесоте. Немного латыни, еще меньше древних греков. Цель — всесторонне образованный человек. Кажется, после того, как я получил диплом, они переключились на человека коммуникабельного.
— Интересная биография, — кивнула Анна.
Она рассказала о себе. Состоятельная семья, достаточно молодые родители, к тому же ладящие друг с другом. Никакие стрессы не омрачали ее детство, она закончила школу и колледж и присоединилась к Корпусу мира, отработав восемнадцать месяцев в агентстве социального обеспечения в Чикаго.
— Ничего запоминающегося, правда?
Я улыбнулся.
— Впереди еще немало времени.
— Добрый вечер, мисс Кидд, — раздался за спиной густой, обволакивающий, словно растопленный жир, баритон. Обернувшись, я увидел широкоплечего, ростом за шесть футов альбертийца, как я понял, в армейской форме, перетянутого кожаным поясом и в шнурованных башмаках до колен. Короны на плечах указывали, что он — майор.
Анна посмотрела на него, улыбнулась. Я позавидовал, что эта улыбка предназначена не мне.
— Майор Чуку. Рада вас видеть.
— Я не знал, что вы в Барканду.
— Приехала два дня назад… К дантисту. Майор Чуку, познакомьтесь с Питером Апшоу.
— Добрый день, — улыбнулся я, и мы пожали друг другу руки. Рука у него была крепкая и широкая.
— Вы из Лондона, мистер Апшоу?
— Да.
— По делам или на отдых?
— По делам, к сожалению.
— Надеюсь, поездка будет удачной.
— Благодарю.
— Майор Чуку командует батальоном в Убондо, — пояснила Анна. — Там вы будете видеться чаще. Мистер Апшоу приехал, чтобы вести предвыборную кампанию.
— Вы — один из тех американцев, что будут учить нас, как добывать голоса, мистер Апшоу?
— Да.
— Тогда вы, должно быть, знакомы с моим другом Падрейком Даффи?
— Я у него работаю.
— Значит, мы должны выпить. Вы позволите угостить вас?
— Нет возражений.
Мы перешли за столик. Майор усадил Анну, затем сел сам. У него было круглое лицо с маленьким острым носом и маленькими ушами. Курчавые волосы, словно шапочка, облегали голову. Широкий, всегда готовый улыбнуться друзьям, рот превращался в узкую щелочку, когда он говорил с официантом. Свойственные ему командирский вид встречался только у опытных воспитательниц детского сада, да у старших офицеров.