Выдающийся ум. Мыслить как Шерлок Холмс
Шрифт:
Как вернуть привычку из сферы бездумности в сферу вдумчивости
Действие рассказа «Человек на четвереньках» (The Adventure of the Creeping Man) происходит в то время, когда Холмс и Ватсон уже не живут в одном доме. Однажды сентябрьским вечером Ватсон получает послание от бывшего соседа: «Сейчас же приходите, если можете. Если не можете, приходите все равно» [20] . Ясно, что Холмс хочет увидеться с доктором, и, видимо, как можно скорее. Но зачем? Что могло быть такого у Ватсона, что так спешно потребовалось Холмсу, причем сыщик не может ни ждать, ни сообщить в письме или передать с посыльным? Трудно представить себе, что за время, которое товарищи провели вместе, Ватсон когда-либо играл иную роль, кроме верного компаньона и автора записок. И уж конечно, Ватсон никогда не раскрывал преступлений, ему никогда не приходили в голову решающие догадки, он не оказал хоть сколько-нибудь заметного влияния на расследовании. Почему же призыв Шерлока Холмса выглядит настолько срочным, словно сыщику никак не обойтись без помощи Ватсона?
Потому что так оно и есть. Оказывается, Ватсон уже давно не просто автор записок о Шерлоке Холмсе и его друг, верный спутник, умеющий оказать моральную поддержку. По сути дела, Ватсон – одна из причин того,
Привычки полезны. Больше того – привычки необходимы. Они обеспечивают нам когнитивную свободу, возможность обдумывать более масштабные стратегические вопросы вместо того, чтобы беспокоиться о рутинных мелочах. Они нам позволяют мыслить на более высоком уровне и в совершенно другой плоскости, чем нам бы пришлось, не будь их у нас. В опыте заключена огромная свобода и масса возможностей.
С другой стороны, привычка опасно близка к бездумности. Когда что-то начинает даваться легко и машинально, очень просто вообще перестать мыслить. Наш непростой путь к приобретению холмсовских навыков мышления характеризует целеустремленность. Мы сосредоточены на получении будущей награды, которую обещает нам умение мыслить вдумчиво, действовать успешнее, делать более компетентный и основательный выбор, управлять своим разумом вместо того, чтобы подчиняться ему. Навык же как таковой имеет противоположную направленность. Под действием привычек вдумчивый, мотивированный мозг, работающий по системе Холмса, превращается в бездумный, легкомысленный мозг ватсоновского типа, со всеми его предубеждениями и эвристикой, этими скрытыми силами, которые влияют на наше поведение так, что мы об этом даже не подозреваем. Мы перестаем замечать это, а в результате теряем способность уделять происходящему должное внимание.
А что же Шерлок Холмс? Каким образом ему удается сохранять вдумчивость? Разве он – не доказательство, что навык не обязательно с ней несовместим?
Вернемся к срочному письму, которое Холмс прислал Ватсону, к этому призыву приехать, несмотря на все неудобства подобного визита. Ватсон точно знает, зачем его зовут, хотя, возможно, и не осознаёт, насколько он необходим. Холмс, как объясняет Ватсон, «человек привычек, привычек прочных и глубоко укоренившихся, и одной из них стал я. Я был где-то в одном ряду с его скрипкой, крепким табаком, его дочерна обкуренной трубкой и справочниками». В чем же именно заключается роль Ватсона как привычки? «На мне он оттачивал свой ум, я как бы подстегивал его мысль. Он любил думать вслух в моем присутствии. Едва ли можно сказать, что его рассуждения были адресованы мне – многие из них могли бы с не меньшим успехом быть обращены к его кровати, – и тем не менее, сделав меня своей привычкой, он стал ощущать известную потребность в том, чтобы я слушал его и вставлял свои замечания». И это еще не все. «Вероятно, его раздражали неторопливость и обстоятельность моего мышления, – продолжает Ватсон, – но оттого лишь ярче и стремительней вспыхивали догадки и заключения в его собственном мозгу. Такова была моя скромная роль в нашем дружеском союзе».
Холмс пользуется и другими приемами, да и роль Ватсона, как мы вскоре увидим, в действительности гораздо масштабнее, однако Ватсон служит незаменимым инструментом в многоплановом арсенале Холмса, и его функция как инструмента (или, если хотите, как привычки) – следить, чтобы мыслительные привычки Холмса не свелись к бездумной рутине, чтобы они всегда оставались вдумчивыми, относились к настоящему и неуклонно шлифовались.
Ранее мы говорили об обучении вождению и опасности, с которой мы сталкиваемся, как только становимся опытными настолько, что перестаем задумываться о своих действиях, в итоге отвлекаемся, мысленно витаем в облаках, впадаем в состояние бездумности. Если все идет как обычно, с нами все в порядке. А когда что-то не ладится? Наша реакция вряд ли окажется такой же стремительной, как на первых этапах обучения, когда мы всецело сосредоточивались на дороге.
А если бы мы были вынуждены вновь и вновь задумываться о том, как ведем машину?
Кто-то учил нас водить ее, значит, и нас могут попросить научить кого-то другого. Если так, с нашей стороны будет мудрым решением согласиться. Когда мы объясняем что-нибудь другому человеку, раскладываем подробности по полочкам, нам не только вновь приходится уделять внимание тому, что мы делаем: мы даже замечаем, что совершенствуемся сами. Мы видим, что иначе обдумываем этапы, более вдумчиво подходим к тому, что делаем, хотя бы для того, чтобы подать хороший пример. Мы заметим, что уже иначе смотрим на дорогу, точнее формулируем то, что надо знать и на что обращать внимание начинающему водителю, чего он должен остерегаться и как реагировать. Мы видим, как возникают модели, которых мы не принимали во внимание и, в сущности, не замечали раньше, когда с таким трудом осваивали сложные последовательности действий. Для того чтобы увидеть все перечисленное, у нас появятся не только свободные когнитивные ресурсы: мы в достаточной мере будем вовлечены в нынешнюю ситуацию, чтобы воспользоваться преимуществами обретенной свободы.
То же самое происходит и с Холмсом. Присутствие Ватсона ему требуется не только в «Человеке на четвереньках». Обратите внимание, как в каждом расследовании он наставляет своего спутника, как объясняет ему, каким образом пришел к тому или иному выводу, что происходило у него в голове и по какому пути двинулись мысли. А для этого ему требуется обратиться к мыслительному процессу, снова сосредоточиться на том, что вошло в привычку. Ему приходится вдумчиво подходить даже к тем умозаключениям, которые он делает бездумно, так же, как знает, почему Ватсон прибыл из Афганистана. (Впрочем, как мы уже говорили, бездумность Холмса отличается от ватсоновской.) Ватсон заставляет разум Холмса вновь обдумать все элементы, которые приходят как бы сами собой.
Более того, Ватсон служит постоянным напоминанием о возможных ошибках. Как говорит сам Холмс, «замечая ваши ошибки, я порой находил путь к истине». А это важно. Даже задавая незначительные вопросы, те, которые для Холмса совершенно очевидны, Ватсон тем не менее вынуждает Холмса дважды подумать о самой их очевидности и либо усомниться в ней, либо объяснить, почему она ясна как день. Иначе говоря, Ватсон незаменим.
И Холмс прекрасно понимает это. Взгляните на список его внешних привычек:Великие не успокаиваются и не становятся самодовольными. В этом, в сущности, и состоит секрет Холмса. Ему не нужно, чтобы кто-нибудь разъяснял ему суть научного дедуктивного метода, который он изобрел сам, тем не менее он постоянно заставляет себя узнавать больше, действовать лучше, совершенствоваться, браться за новые дела, вставать на точку зрения или применять подход, к которым никогда раньше не обращался. Отчасти это подразумевает постоянное взаимодействие с Ватсоном, который бросает Холмсу вызов, стимулирует, вынуждает никогда не принимать свое мастерство как должное. Кроме того, многое определяет выбор дел. Напомню, что Холмс берется далеко не за каждое расследование, а лишь за те, которые вызывают у него интерес. Этот нравственный кодекс весьма замысловат. Холмс раскрывает преступления не только для того, чтобы снизить преступность, но и чтобы устроить очередное испытание своему мышлению. Заурядный преступник для этой цели не годится.
Так или иначе, суть взаимодействия с Ватсоном или выбора более сложных, незаурядных дел, заключается в одном и том же: в постоянном удовлетворении потребности в обучении и совершенствовании. В конце рассказа «Алое кольцо» Холмс сталкивается с инспектором Грегсоном, который, оказывается, расследует то же самое дело, что и Холмс. Грегсон крайне озадачен. «Чего я не способен уразуметь, так это каким образом в этом деле оказались замешаны вы, мистер Холмс», – говорит он.
Ответ Холмса прост: «Образование, Грегсон, образование. Все еще обучаюсь в университете». Запутанность, отвлеченность второго преступления ничуть не отпугнула его. Напротив, привлекла и побудила узнать больше.
В каком-то смысле это тоже привычка – ни в коем случае не говорить, что тебе уже достаточно знаний, даже если новые знания внушают опасения или выглядят слишком сложными. Дело, о котором идет речь, – «образец трагедии и гротеска», как говорит Холмс Ватсону. Именно поэтому оно стоит того, чтобы его раскрыли.
И нам тоже следует подавить в себе стремление уклоняться от сложных дел или поддаться утешительной мысли, что мы уже раскрывали преступления, уже справлялись с трудными задачами. Вместо этого мы должны принять вызов, даже если отклонить его гораздо проще. Только в этом случае мы сможем на протяжении всей жизни пожинать плоды холмсовского мышления.
Опасность чрезмерной самоуверенности
Но как не стать жертвой чрезмерно самоуверенного мышления, которое уже не считает нужным устраивать себе регулярные испытания? Полностью надежного метода не существует. В сущности, считая какой-либо метод полностью надежным, мы рискуем попасть в ловушку. Поскольку мы не замечаем собственных привычек, перестаем активно учиться и уже не думаем так усердно, как когда-то, нам свойственно забывать, каким трудным некогда был этот процесс. Мы принимаем как должное именно то, что нам следовало бы ценить. Нам кажется, что мы все держим под контролем, что по-прежнему проявляем вдумчивость, что наш мозг все еще активен, что наш разум постоянно учится и преодолевает испытания, ведь мы столько трудились, чтобы прийти к этому состоянию, но на самом деле мы просто заменили один набор привычек другим, пусть и улучшенным. При этом мы рискуем стать жертвой двух самых опасных убийц успеха: самоуспокоенности и чрезмерной самоуверенности. Это и вправду могущественные враги. Даже для такого человека, как Шерлок Холмс.
Обратимся к рассказу «Желтое лицо» (The Yellow Face) – одному из тех редких дел, в которых теории Холмса оказываются совершенно несостоятельными. В этом рассказе некий Грэнт Манро просит Холмса выяснить причину необычного поведения его жены. В коттедже неподалеку от дома Манро с недавних пор появились новые жильцы, притом довольно странные. Мистер Манро мельком видит одного из них и признаётся, что «было в этом лице что-то неестественное, нечеловеческое» [21] . При одном виде этого лица мороз пробегает по коже.
Но еще удивительнее, чем таинственные жильцы, стала реакция супруги Манро на их прибытие. Она покидает дом среди ночи, лжет о своем уходе, а на следующий день наносит визит в коттедж, взяв с мужа обещание, что он не войдет туда следом за ней. Во время третьего такого визита Манро все-таки следует за женой и обнаруживает, что в коттедже никого нет. Но в той же комнате, где ранее он видел пугающее лицо, он находит фотографию своей жены.
Что происходит? «Подоплекой здесь шантаж, или я жестоко ошибаюсь», – объявляет Холмс. А кто шантажист? «Не иначе, как та тварь, что живет в единственной уютной комнате коттеджа и держит у себя эту фотографию на камине. Честное слово, Ватсон, есть что-то очень завлекательное в этом мертвенном лице за окном, и я бы никак не хотел прохлопать этот случай».
Ватсон заинтригован этими заманчивыми обрывками сведений.
«– Есть у вас своя гипотеза?
– Пока только первая наметка. Но я буду очень удивлен, если она окажется неверной. В коттедже – первый муж этой женщины».
Но первая наметка оказывается ошибочной. Обитатель коттеджа – вовсе не первый муж миссис Манро, а ее дочь, о существовании которой не подозревали ни мистер Манро, ни Холмс. А то, что выглядит как шантаж, на самом деле представляет собой просто передачу денег, которые позволили дочери и ее няне перебраться из Америки в Англию. Лицо же казалось неестественным и нечеловеческим потому, что на самом деле было не лицом, а маской, прикрывающей черную кожу девочки. Словом, все предположения Холмса оказались бесконечно далеки от истины. Как мог так оплошать великий сыщик?
Уверенность в себе и в своих навыках позволяет нам раздвигать пределы собственных возможностей и добиваться большего, пытаться действовать даже в тех крайних случаях, к которым побоялся бы подступиться менее уверенный человек. Небольшой запас уверенности не повредит, восприятие, развитое чуть выше среднего уровня, заметно отражается на нашем психологическом самочувствии и даже на нашей эффективности в решении проблем. Когда мы уверены в себе, мы беремся за более сложные задачи, чем могли бы. Мы сами выталкиваем себя из собственной зоны комфорта.