Выдумки чистой воды
Шрифт:
Люди же на острове множились. Человечьи жены плодовиты оказались - не то что русалки. Те хоть белотелы, крепкогруды, но холоднокровны, им бы только позабавиться. Да и то сказать, сам Водяной забавником слыл великим. Мастером он был себе рыбу из других рек переманивать. Однако и шалопут этот промашку давал. Жила когда-то в Обимуре ауха: рыба красоты невиданной, сказочной - разве что речной жар-птицей назвать ее можно. Так нет, наш-то продул, продул ее в камушки какому-то ухарю мимоплавному! Была ауха - да вся в чужую речку и сплыла. Добро бы хоть в свою, российскую,
Впрочем, обитатели Обимурские владыке своему не перечили, ям ему не рыли, воду вокруг него не мутили. Может, думали, что от добра добра не ищут. Может, нраву его строптивого опасались. А вообще-то, говорят же знатцы, из какой реки воду пить, той и славу служить!
Вот таков был Обимурский царь, которому стылым сентябрьским утром принесли девки-водяницы гостя - самовольного утопленника.
*
Обычно спор затевался: определит царь новосела подводного песок перемывать, или воду переливать, или камни с места на место перетаскивать? Но тут о пустоделье и речи быть не может: заложный покойник, самоубийца, достоин лучшего! Может, государь его ко двору определит? Может, над водяницами поставит? Или еще какую службу почетную сыщет?
Словом, ждали девы Обимурские, что царь будет доволен, но такого предвидеть не могли. Крупное лицо Водяного при виде нечаянного гостя побледнело в просинь, напугав зеленоликих дев, и громом ударил приказ:
– Омутницу сюда! Без промедленья!
Взвилась тотчас же легонькая перламутровая коляска, запряженная тройкой резвейших сомов из личных царских рыбален, и, заложив крутой вираж, устремилась в пучины, где было заповедное волхвище: там жила обимурская колдунья Омутница... И вот уже заклубились зеленые водяные вихри, и сомы, ворочая покрасневшими от натуги и быстродвижения глазами, замерли на царском дворе, а из коляски величаво выплыла сама Омутница - белоликая, почти насквозь прозрачная от старости и мудрости, серебряновласая, с позолоченной (в знак непревзойденного всеведовства) чешуей длинного, что у Змея Морского, хвоста.
Русалки ткнулись носиками в песок от суеверного страха, да и сам Водяной отвесил почтительный поклон, произнеся ритуальные слова подводного приветствия:
– Кланяюсь тебе, Омутница, до струи воды, до желта песка! Низко кланяюсь!
Омутница устремила серые глаза на владыку, проникнув в самую глубь его души, угадав журчанье заветных мыслей.
– Ох, царь-батюшка!
– вздохнула она.
– Предрекала же я, что не доведут тебя до добра сидения на утесах да хождения по темну. Ночных ради мечтаний на лихое, опасное дело решился ты!
Водяной опустил зеленые ресницы, а девки-моргуньи позволили себе выпрямиться и насторожить любопытные свои чистенькие ушки.
– Исполнена есть земля дивности, - робко молвил царь.
– Дай мне увидеть ее.
– Аль не видел?
– пожала Омутница сквозящим от старости плечом.
– Меж людей бы пройти! Их глазами посмотреть, их руками жизнь потрогать! Понять!..
– Замучаешься!
– едва приоткрыв уголок рта, буркнул утопший.
Водяной вздрогнул, а Омутница тотчас же склонилась к гостю:
– Почему от людей уплыл, селезень ты мой сизокрылый?
Но лик пришельца был по-прежнему неприветен, неохотно разомкнулись губы для загадочного ответа:
– Померкло мое солнце, закатилось мое счастье, истекло мое терпение, прежде чем успел я все оплакать и махнуть на все рукой.
– Чего оплакать-то? На что махнуть?!
– аж застонал Водяной, и гость-нахмура показал один глаз:
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Мало тебе своей доли - на чужую потянуло? А этот кус сладок только лишь издалека да изглубока. Я вон как отяжелел - виселицу сломал, пока на дно камнем не канул! Замучаешься, рыбка ты моя.
– Истину речешь, - сурово согласилась Омутница, - достремливый человек, слушай его, царь-ба...
– Моя царская воля - на земле побывать!
– грозно перебил Водяной.
– Слыхала, старая ведьма? И не моги перечить!
– Так ведь я жалеючи!
– выговорила Омутница столь скорбно, что у молоденьких шутовок зачесались носы, а из глазок скатным жемчугом посыпались слезинки. Повыплывали тут скрипучие касатки, хранительницы царской сокровищницы, и, шлепая широкими губами, жемчуг тот с песка проворно посбирали да унесли во дворец. И на подворье чистота-порядок, и казна растёт!
А Омутница настойчиво продолжала:
– Погляди на себя, царь Обимурский! Не молоденек, чай! Месяц уж полон, на ущерб тянет! [*] ------[*] Как известно, возраст Водяного переменчив. На перекрое месяца он молод, на ущербе - стар.
– -----
– Да и он не вьюноша, - справедливо отметил Водяной, кивая на утопленника.
– Тридцать пять, а что?
– обиделся тот.
– Поживи с мое заморишься!
Наконец-то встал. Огляделся, скинул куртку:
– То ли у вас тут теплынь, то ли у меня кровь простыла?
– Вот что, сударыни мои!
– повелел Водяной шутовкам.
– Угомоните Омутницу в ее строптивости, инако... сам вас всех оберну рыбой-кетой. А у людей ведь сентябрь. Путина!
– произнес он грозное слово, и печальная участь бывшего царя Обимурского живо представилась каждой водянице ее собственной явью, и воздели они тугие белые зады, моляще ткнувшись лицами в отборный песок:
– Матушка, Омутница! Уважь цареву прихоть, исполни государеву волю!
– Хоть на денек!
– прошлепал губами Водяной, словно малек недоразвитый, и Омутница сдалась:
– Ин быть по-твоему! Но... кто же на царстве вместо тебя останется?
Недолго думая Владыка Обимурский кивнул на гостя:
– А вот с ними жребиями и обменяемся. Не зря ведь я именно заложного покойничка дожидался. С пленником обмена не произведешь, еще сбежит. А согласен ли ты, гость дорогой, поцарствовать?
– Согласен ли он!
– высокомерно произнесла Омутница, но человек равнодушно дернул плечом, а златую, с самоцветами, корону, которую ему тут же радостно нахлобучил Водяной, небрежно сдвинул на затылок: не велика, мол, честь, зато хлопот не оберешься!.. И наставительно произнес, протягивая Водяному свою куртку: