Выдумщики
Шрифт:
– Кто, кстати, рассыпал сахар? – поинтересовался Бирмингем, наблюдая за Колиной бабушкой.
– Август.
– Ясно. Ладно, о мальчике подумаем потом, у нас есть еще одно дело. Мы с тобой дежурные сегодня, ты не забыл? – шепотом произнес Бирмингем и убрал покрывало, закрывавшее что-то большое на заднем сиденье.
Стало ясно, что ему не терпелось показать Карлошу то, что он вез с собой, и он, чтобы растянуть удовольствие, долго оттягивал эту возможность насладиться реакцией другого волшебника.
Это был мешок, полный маленьких, на вид вырезанных из желтого картона
– Они прекрасны, – восхитился Карлош Плюш.
– Да. Просто восторг, невероятное восхищение, – сказал Бирмингем Тадеуш Карнавальский. Надо сказать, что у Бирмингема была такая особенность речи, что он все слова произносил с обыденной интонацией, без каких-либо эмоций в голосе, так что фраза «просто восторг, невероятное восхищение» в его устах звучала так же, как «я сварил на завтрак овсяную кашу». Так же без эмоций звучали и его расспросы – например, про рыбок. Карлош Плюш уже привык к этой особенности своего друга, а раньше он не мог сдержать улыбки.
– Не могу сдержать волнение. Весь трепещу прям, – продолжил Бирмингем.
– Это оставшиеся? – спросил Карлош.
– Да, остальные уже разнесли другие дежурные волшебники по всему земному шару.
– Сделаем это прям здесь? – предложил Карлош.
– Почему бы и нет, – пожал плечами Бирмингем.
Они отлетели на некоторое расстояние от дома и полностью раскрыли мешок. И в тот же момент сотни ярких сверкающих огней вылетели оттуда. Они застыли в воздухе над волшебниками и рядом с ними – и все, кто находился в санях, в том числе животные, эльфы и маленькие феи, – все смотрели на звезды.
– Обожаю такие моменты, я счастлив, – произнес Бирмингем Тадеуш Карнавальский со своей обычной интонацией.
Спустя несколько минут звезды плавно двинулись в стороны: одна звезда летела в одну сторону, другая – в другую. Но все они залетали в форточки и раскрытые окна.
Карлош Плюш дотронулся до ближайшей к нему звезды. Он внимательно посмотрел на нее и понял то, что мог понять только волшебник или только тот человек, которому была нужна эта звезда.
– Эта звезда называется «Верь В Себя». И, кажется, я знаю, куда она держит путь.
Звезда двинулась в сторону окна Коли Рождествина – того самого мальчика, за которым Карлош Плюш следил особенно пристально в последнее время, и залетела в форточку. Было видно, что звезда медленно опустилась на письменный стол мальчика и вновь стала картонной звездочкой в блестках. Карлош и Бирмингем наблюдали, как звезды с другими названиями улетают в другие квартиры и дома.
– Как думаешь, дети находят наши звезды? – задумчиво спросил Бирмингем, когда последняя звездочка скрылась и снова стало темно, – и они понимают названия звезд?
– Не волнуйся, мой друг, – сказал Карлош Плюш, – я думаю, каждый ребенок знает, как называется его звезда.
Карлош Плюш улыбнулся и поправил свой цилиндр, а Бирмингем Тадеуш Карнавальский поправил свой. Кто-то из них что-то сделал, и через некоторое время напротив этого окна уже не было саней с двумя волшебниками, в руке одного из которых была чашка с рыбками.
Теперь никто бы уже и не сказал, что за этим Колиным окном совсем недавно были волшебники. Где-то в Польше, в Нидерландах или в Испании, возможно, видели через некоторое время двух людей с несколькими животными, пролетающих мимо с бешеной скоростью, осторожно сворачивающих на виражах и улыбающихся случайно увидевшим их прохожим.
***
Коля Рождествин – мальчик, жизнью которого так интересовался Карлош, и все члены его семьи были бы удивлены, узнай они, что происходило вечером у их окон и на кухне. Коля никогда не видел таких чудес. Ему вообще казалось, что чудеса если и случаются, то только с теми, кто совсем в них не верит: они врываются в дома подобно ветру, изменяют не столько жизнь, сколько людей, и исчезают навсегда, упорхнув в открытые окна. Но всегда чудеса забывают про тех, кто и так стоит на правильном пути и верит в лучшее. Может быть, потому что им они и не нужны?
Шёл сильный дождь, а Коля со всех ног бежал в школу. Мальчик, кстати, всегда считал, что выражение «со всех ног» звучит странновато: у него, например, было их не так уж много.
Итак, попав в школьное здание, Коля благополучно переоделся в раздевалке и без всяких происшествий добрался до кабинета литературы, где должен был начаться первый урок. В классе его смерила презрительным взглядом высокомерная отличница Голицына, которая в случае получения семестровой оценки «хорошо» не стеснялась просить у учителей «отлично». Модницы класса захихикали при его появлении. Степка Петухов за кем-то гонялся. Проша Кашин просто носился туда-сюда по классу без всяких на то причин. Валя Валиков дремал за партой, а Маша Евстигнеева, как обычно, сидела, уткнувшись в телефон. Надюшка Крылатская и Шурочка Снегирева приглушенным голосом делились друг с другом секретами, не догадываясь, что это слышит весь класс.
– Да хватит уже влюбляться, – сказал им кто-то.
Коля пошел к своей парте, по пути здороваясь с одноклассниками. Он сидел на четвертом ряду у окна за двумя девочками – стеснительной Марианной Васильковой и веселой Ларисой Чаевниковой. Пока подруги не было, Лариса болтала с другими одноклассницами.
– Юль, Ларисе, должно быть, обидно, что ты списываешь у нее алгебру, – заметила Маша Евстигнеева.
– Мне не обидно, – усмехнулась Лариса, – я ее тоже списала.
Юля Разбегай склонилась над Ларисиной тетрадью и продолжила шустро переписывать решения задач.
В класс зашла Анна Ивановна, их учительница русского языка и литературы. Она была очень доброй и терпеливой – как, должно быть, все самые лучшие учительницы русского языка и литературы.
– Доброе утро, – Анна Ивановна улыбнулась, но вид ее подсказывал, что сейчас будет что-то не очень приятное. – Можете оставить портфели в кабинете, мы сейчас все идём к медсестре на осмотр из-за гриппа.
Большинство явно обрадовались тому, что можно будет пропустить пол-урока.
– Ребята, спускаемся на первый этаж к кабинету сто шесть, – добавила Анна Ивановна. – Проша Кашин, вытащи, пожалуйста, ногу из горшка с пальмой. Спасибо.