Выгодный риск
Шрифт:
– Вечером нагрянет, можешь не сомневаться.
– Сегодня вечером… Это ужасно, – сказала Агата, не скрывая волнения.
– Боишься, что не сладим блины? Пустяки, Дарья вот-вот вернется, испечет такие, что пальчики оближешь…
– Обманывать нехорошо…
Мудрая мысль в устах великой воровки и обманщицы прозвучала особо выразительно. Тетушка только хмыкнула.
– Как прикажешь…
Резко подскочив, будто что-то забыла, Агата снова плюхнулась на подушки.
– Сегодня… Нет, это ужасно…
Недомолвки утомили. Агата Кристафоровна во всем любила ясность и прямоту. Она потребовала,
– История, что ты решила учиться на курсах домашнего хозяйства, конечно, мила, но не убедительна, – сказала она. – Немного зная твои способности, с трудом поверю, что захочешь стоять у плиты… Даже ради большой мечты…
Тут тетушка спохватилась, что сболтнула лишнее. Агата припечатала ее беспомощным и укоризненным взглядом.
– Я действительно хочу ходить на курсы «Искусство кулинарии» при Обществе распространения домашних знаний между женщинами…
Агата Кристафоровна отмахнулась, как от сгоревшего блина:
– Знаю, знаю, все платья провоняли прогорклым маслом… Но если хочешь, чтобы я помогала тебе во всем… – она снабдила «во всем» особо жирным ударением, – то изволь говорить правду: зачем приехала в Москву и чем так важен для тебя сегодняшний день. Не смей сказки сочинять. Не поверю.
Выбор был, прямо сказать, небольшой. Лишиться помощи тетушки значило для Агаты потерять всякую надежду на исполнение ее мечты. А не только обидеть гостеприимную хозяйку.
– Это не моя тайна, – ответила она.
Тетушка похлопала себя по груди:
– Поверь, дорогуша, здесь похоронено столько тайн, что Москву можно разрушить в два счета, если их разболтать. Рассказывай!
Делать было нечего. И Агата рассказала историю, которая началась прошлым летом в Ницце, а закончилась недавней телеграммой Валерии с мольбой приехать как можно скорее. Агата Кристафоровна выслушала внимательно, не перебивая.
– А сегодня что должно случиться? – только спросила она, когда Агата рассказала, как прошлым вечером посетила дом Алабьева.
– Встречаюсь с Валерией… Может потребовать, чтобы я находилась с ней… Я не смогу отказать…
– Ну, это беда не то чтобы трагического масштаба, – отвечала тетушка, быстро просчитывая ситуацию. – Придет мой милый племянник сегодня, ну не увидит тебя… У Масленицы еще три дня. Блинов Дарьи хватит на всех. Главное, ликвидировать следы твоего присутствия, у него глаз зоркий… А что потом с этой шальной девчонкой будешь делать?
– Все возможное, чтобы не позволить Валерии совершить глупость.
– Тебе известно, что именно она задумала?
Агата покачала головой:
– Вчера сказала, что ловушка готова, осталось ее захлопнуть…
– Ловушка на отца?
– Нет-нет, это невозможно, – запротестовала Агата. – Господин Алабьев в отъезде. Валерия обещала, что не будет замышлять против него…
– Тогда кому готовится западня?
Агата предпочитала промолчать. Хотя, конечно, догадаться труда не составило. Тетушка пребывала в задумчивости. То есть тоже молчала.
– В Москве все друг друга знают, – наконец проговорила она. – Этот Алабьев… Ничего доброго про него не слышала. Говорят, нрав дикий, самодур, одна жена утонула, вот теперь и
– Не могу, дала слово.
– Недолго и обратно взять.
– Решительно невозможно.
Сказано было таким тоном, что Агата Кристафоровна невольно прониклась уважением. Бывшая воровка имела твердые представления о чести. Намного более прочные, чем у господ, которые кичатся своим «честным именем».
– Тогда не знаю, чем тебе помочь, – сказала она.
Агата обняла и расцеловала ее.
– Вы и так помогаете мне безмерно… Я перед вами в долгу…
– Перестань хитрить, лиса, – отвечала тетушка с притворной строгостью. Ей было приятно. – Если не можешь отказаться, то будь осторожна. Ничего не скрывай… От меня… Может, и обойдется… Ты куда собралась?
Опасаясь, что тетушка ее задержит, Агата заторопилась в прихожую.
– Постараюсь выяснить, что затевает Валерия…
Агата Кристафоровна еще раз просила, чтобы она была осторожна. Хоть тетушка не признавала предчувствий и подобной ерунды, на душе у нее было тревожно. Как за родную дочь. Или племянницу.
Пассажиры, оказавшиеся в этот час на Брестском вокзале [7] Московско-Брестской железной дороги, стали свидетелями большой суеты, какая всякий раз происходит перед визитом важных гостей. На крытом перроне, где ожидалось прибытие Варшавского поезда, царил ураган. В центре урагана возвышалась фигура обер-полицмейстера, который каждым новым распоряжением нагнетал суету.
7
Вскоре был переименован в Александровский, ныне Белорусский.
Перрон уже дважды был выметен и очищен от снега. Господам встречающим и носильщикам было велено не заходить на чистый перрон, стоять у входа и дожидаться, когда позволят. Что вызвало множество гневных замечаний в адрес полиции вообще и обер-полицмейстера в частности. Начальник вокзала чуть не с линейкой вымерил, где будет первый вагон и выход из него. После чего городовые приволокли ковровую дорожку, которую Власовский распорядился снять со своей лестницы, и раскатали так, чтобы сходящий из вагона ступил на нее. Власовскому показалось, что дорожка постелена неправильно, он три раза заставил перестилать. И все равно остался недоволен. Оркестру пожарной команды под управлением брандмайора было указано встать на самом краешке перрона. Так, чтобы встретить гимном прибывающую персону.
Среди этого хаоса про чиновников сыска забыли. Эфенбах со своими «соколами раздражайшими» (как он выражался) держался в сторонке, стараясь ничем не привлекать начальственного внимания. Но и до них дело дошло. Как только в клубах пара показалась морда паровоза, Власовский потребовал, чтобы сыск выстроился за его спиной в шеренгу на манер почетного караула. Пушкину было указано встать во главе ряда, чтобы быть под рукой для перевода. При виде ровного ряда подтянутых чиновников никто бы не подумал, что еще утром они были не в парадном состоянии.