Выход силой
Шрифт:
Поверженный викинг еще был жив.
– Добей его! – бесновалась толпа. – Перережь ему глотку! Выпусти кишки!
Но юноша лишь молча смотрел, как смертельная бледность покрывает еще минуту назад румяное лицо, как заостряется оно на глазах, превращаясь в восковую маску.
– Добей! – дернул Игоря за рукав Ланиста, выскочивший откуда-то, как чертик из табакерки. – Слышишь? Ему уже не поможешь! Добей его, заверши бой!
Алекс вдруг открыл глаза и попытался найти Игоря невидящим уже взглядом. Его губы тоже беззвучно шептали: «Добей меня…»
Но вонзить клинок в умирающего было выше Игоревых сил.
– Добей же его, тварь! – голос Ланисты сорвался на визг.
Тяжело опираясь на шпагу, Игорь медленно нагнулся, поднял меч, выпавший из рук противника… Зал замер, предвкушая еще одну смерть, такую лакомую для человечка, мнящего себя в безопасности, затаил дыхание, боясь пропустить подробности…
Но гладиатор лишь вложил рукоять меча в ладонь товарища и распрямился под разочарованный вздох зрителей.
– Я не тварь! – с вызовом бросил он сотням лиц, слившихся в одну маску и добавил, обернувшись к шарахнувшемуся от окровавленного клинка в его руке Ланисте. – Я человек…
Игорь лежал на своих нарах и смотрел в низкий, тронутый плесенью потолок. Пошел уже третий день с того момента, когда он, под гробовое молчание зала, прошел мимо потерявшего дар речи Ланисты прочь от карьеры гладиатора. Ожидаемой расправы не последовало, наоборот, все делали вид, что его вообще не существует. От него сторонились, как от прокаженного, все разговоры в его присутствии смолкали. Можно было бы, наверное, вообще уйти куда глаза глядят и никто бы не задержал его, но глаза никуда не глядели и даже к Инге не хотелось.
Из всех гладиаторов сохранял с Игорем отношения только Кузьма. Он него пария узнал, что, казалось бы, смертельно им раненный Алекс еще жив – могучий организм «викинга», потерявшего много крови, продолжал бороться и вполне возможно, способен был одержать победу над Костлявой. В который уже раз.
– Ты, парень, молодец, что не уконтрапупил его, – гудел одобрительно бородач, сидя в ногах безучастного Игоря. – У нас, смертничков, ведь главное что? – он сделал паузу, надеясь услышать вопрос младшего товарища, то тот никак не реагировал, зацепив неподвижный взгляд за трещинку в потолке, и Кузьма продолжил: – Главное для нашего брата – выжить. Сдохнуть ведь всегда успеешь, верно? А за жисть-жестянку держись, цепляйся за нее изо всех сил, как за соломинку. Смотришь – и вывезет хромая. Я вот сто раз по краешку ходил. Порой думаешь: ну все – кранты, отходил ты, Кузя, по земле-матушке, пора ласты клеить… Ан нет! Оклемаешься, и снова – лезешь смертушку за усы дергать… Я ведь не всегда в гладиаторах-то этих клятых бегал, народ потешал. И в охотниках довелось побывать, и в наемниках. И колесо на каторге крутил, и станции выморочные расчищал-оборонял… Почитай, с самой Катастрофы кручусь вот так, да и до нее, проклятой, сидеть на месте не приходилось…
Под мерное журчание рассказов Кузьмы, Игорь впадал в какое-то оцепенение, похожее и непохожее на сон. И в снах этих он шагал по колено в ледяной вонючей воде, вращая огромное неповоротливое колесо помпы, торил дорогу по смертельно опасным туннелям… Парень был благодарен неутомимому рассказчику за то, что не оставляет его один на один с грызущей душу безысходностью.
На четвертый день все переменилось. К лежавшему на нарах Игорю подошел Ланиста.
– Совсем припух тут, Аника-воин?? – спросил он язвительно.
Игорь отвернулся к стене.
Ему было безразлично, что еще придумал старик: выставить его против твари, с которой не справиться ни одному на свете бойцу на верную погибель или отправить в ледяные катакомбы на верную смерть. Да хоть бы и убить.
– Радуйся, – несколько обиженно продолжил Михаил Сергеевич, так и не дождавшись ответа. – Продал я тебя, неумеху.
Никакой реакции: Князев нашел для себя другой объект для наблюдения и теперь исследовал взглядом трещину на стене.
– И не интересно, кому? – веселое настроение Ланисты испарилось, как не бывало. – Может, на мясо тебя пустят, а?
– Слушай, – не выдержал Кузьма, с приходом старичка перебравшийся на свое место. – Не видишь, тошно парню!
– А ты заткнулся бы, бродяга, – ощерился Ланиста. – Самого-то кормлю только из жалости.
– А не корми, – буркнул Кузьма, с вызовом глядя на старика. – А от парня отстань. Добром говорю тебе – отстань.
– А то что?
– А ничего. Пока.
Кузьма демонстративно извлек из ножен свой клинок и принялся, сердито лязгая оселком по металлу, выводить глубокую забоину на лезвии. Остальные гладиаторы тоже прекратили свои занятия и неодобрительно уставились на старика.
– Собирай свои манатки, – прошипел он, Игорю, – и выметайся на все четыре стороны. У тебя теперь другой хозяин, пусть он с тобой и валандается.
Не говоря ни слова, Игорь собрал свои нехитрые вещички и направился мимо него к выходу: гладиаторы провожали его взглядами. Лишь на пороге он обернулся и попрощался с бывшими товарищами:
– Не держите на меня зла, ребята.
– Ступай с богом, – ответил за всех Кузьма. – И не поминай нас лихом.
Князев прошел мимо сделавших вид, что не видят его, охранников и оказался на улице.
– Стой! – догнал его Ланиста, требовательно протягивая руку ладонью вверх. – Жетон отдай!
Игорь вынул из-за пазухи жетон, дарующий льготы гладиаторам, сделал вид, что хочет положить его в протянутую руку, но в последний момент дал цепочке скользнуть меж пальцев, и металлическая пластинка упала в самую грязь.
– Подними! – рявкнул Михаил Сергеевич, но парень лишь нагло ухмыльнулся ему в лицо.
Тот сжал в бессильной злобе кулачки, поднес их к лицу парня, но не отважился его тронуть – рука Игоря лежала на гарде шпаги, а с ней он умел обращаться отлично и старичок это знал.
– Ну, я не гордый, – прошипел он, нагибаясь за жетоном. – Сам подниму… Только ты мне за это ответишь, щенок.
Старшина повернулся к нему спиной и зашагал к смутно маячащей впереди фигуре, подпирающей спиной стену. Вероятно, это и был покупатель.
– А брата своего теперь сам ищи! – крикнул ему старик. – И на том свете не забудь проверить!
– Брешешь! – ответил Игорь. – Ты там первый окажешься, сам и убедишься!
Игорь и его «покупатель» сидели в том самом достопамятном кафе, где якобы подавали человечину. Лицо Меченого, так звали нового хозяина Игоря, пересекал уродливый шрам, начинавшийся на лбу и заканчивавшийся на подбородке. Перед ними на грубо сколоченном столе стояли дымящиеся тарелки и керамические кружки с пивом.