Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
— Не переживайте, — профессор истолковал по-своему накатившее на меня уныние. — Ваш вопрос вполне уместен.
— Простите, не хотела испортить праздник.
— Покажу вам кое-что. Думаю, восторгаться текучей ложкой скучно, — сменил тему именинник и прикоснулся к зеленому листу из тугого букета. Словно по мановению волшебной палочки, розы превратились в огненные лилии, заполыхавшие оранжевым костром посреди стола.
Гости восхищенно ахнули и захлопали, даже капризная жена Лейва побила ладошки.
— Попробуйте, Эва Карловна, — предложил профессор, и я осторожно коснулась
— Я же говорил, у них нюх на сладости, — сказал Айк жене.
Увидев фокусы с цветами, мальчишки тут же принялись экспериментировать, хохоча, когда шары гортензии превратились в подсолнухи, а акварельно-голубые георгины сменили облик, став зарослями колючих кактусов.
— Разве такое бывает? — спросила я у Альрика, с трепетом следя за удивительными превращениями.
— Иллюзии, — пояснил он. — Когда развеются, букет станет статичным.
— Любите живые цветы?
— Моя матушка. Белые розы — её любимые. Без неё не было бы меня.
Вот оно что. Букет из тысячи бутонов явился своеобразным символом признательности профессора к матери, благодаря которой он появился на свет. Может, мне тоже высказать благодарность папеньке за свое рождение? Представила, как говорю элементарное "спасибо", и поняла, что мой рот никогда не выдавит это слово.
Пока общество развлекалось с цветочными иллюзиями, я через силу впихнула в себя праздничное изобилие с тарелки. Как оказалось, вовремя, потому что в столовую вплыл торт, который несла матушка именинника. Айк отогнал хулиганов от букета и велел им утихомириться. Пацанва присмирела под незыблемым авторитетом отца, но ненадолго.
Торт оказался изумительным как по внешнему виду, так и по содержанию. На вершине сказочной снежной горы горела одинокая свеча в виде буквы "А", и по пляшущим бликам я вдруг заметила, что за окном начало темнеть. Мальчишки захихикали, перешептываясь, а Альрик, снисходительно улыбнувшись, задул огонек и разрезал ножом шедевр кулинарии. Гости захлопали, еще раз поздравили именинника, и мальчишки пустили салют из мелких бумажных клочков, засыпав ими стол. Сдалось мне, на эффектное конфетти были изорваны последние научные записки профессора. Я посмотрела на бесстрастного Альрика. Наверняка он знал, что ценные наработки следует держать подальше от малолетних вандалов, и предусмотрительно спрятал в тайное место.
Зажгли люстру, и в столовой стало уютнее. Каждый получил по внушительной порции торта, но не успела я съесть и двух ложек, как блюдо опустело, причем мужчины докладывали себе по два и по три куска. Еще бы, попробуй, прокорми исключительную мышечную массу сухариками и ключевой водой. Маленькая Сибилла увозила мордашку и нарядное платьице в креме, и мать увела её за руку, чтобы умыть и привести в порядок.
После чаепития мой живот надулся как арбуз, и я тайком икнула от переедания. Первыми откланялось и ушло шумное семейство сестры профессора со всеми имеющимися племянниками. Следом попрощались Лейв с женой, и остались мы втроем: я, Альрик и его матушка.
— Чудесный праздник, — поблагодарил он мать. — Ты, наверное, устала. Приляг, отдохни.
— Вот еще, — фыркнула женщина. — Сейчас быстренько перемоем посуду, и поеду домой.
— Я прекрасно справлюсь сам, — попробовал настаивать именинник.
— Эвочка, поможете? — обратилась женщина ко мне, проигнорировав последний аргумент.
— Конечно, — кивнула я, посмотрев растерянно на профессора, и поймала его сочувственный взгляд. Меня проводили на кухню, где матушка Альрика взялась споро перемывать тарелки, а я протирала их и составляла стопочкой. Мужчина занялся тем, что приносил грязную посуду из столовой.
— Альрик, когда вилки и ложки сами будут появляться в раковине, чтобы не приходилось бегать за ними? — посетовала Медея Артуровна, проявляя беспокойство за больную ногу сына. — Помнится, ты работал над этим вопросом.
— Еще работаю, мам, — поцеловал ее в щеку Альрик, составляя фужеры в мойку. — Непрерывно работаю, а заодно над тем, чтобы они вообще не появлялись в раковине.
— Как так?
— Представь, зачем тратить время на мытье? Надо придумать посуду, которая бы самоочищалась без посторонних усилий.
Медея Артуровна показала на угвазданную тарелку:
— После Максима ни у одной посудины не хватит резерва, чтобы самоочиститься.
— Тогда проще вылизывать её, — добавил Альрик и получил от матери шутливый шлепок по плечу.
— Нет уж, лучше мыть, — покачала она скептически головой. — Так надежнее.
Не удержавшись, я рассмеялась.
— А вы, Эвочка, родом из столицы? — спросила женщина, звякая посудой в раковине.
— Приехала из провинции.
Наверняка потенциальной свекрови придется не по сердцу потенциальная невестушка — меркантильная провинциалка. Вдруг коварная девица спит и видит, как окрутить какого-нибудь одинокого столичного профессора?
— И как вам здесь? Нравится?
— Не знаю. Суматошно.
— Правильное слово, — согласилась Медея Артуровна. — На лето всегда уезжаю из города. Он душит и вытягивает из меня силы. За зиму устаю и морально заболеваю. Вот пристрою Альрика и совсем уеду отсюда.
— Мама, я не ребенок, чтобы меня к кому-нибудь пристраивать, — вставил профессор, расставляя в шкафчике вымытые фужеры.
— Не сомневаюсь, но не могу видеть, как ты маешься один-одинешенек, — сказала женщина, протягивая мне вымытую тарелку.
— И не маюсь, — терпеливо опроверг Альрик. — Мне нравится моя жизнь.
— Надеюсь, Эвочка тебя переубедит, — продолжала гнуть свое неугомонная матушка.
Меня-то зачем притянули? Я вопросительно взглянула на мужчину, и он сделал неуловимый знак, мол, потерпи, осталось немного.
— Я тоже надеюсь, — сказал со сдержанной улыбкой.
— Вот и славно, — сказала Медея Артуровна, вытерла руки и сняла передник. — Поскорей бы, а то если тебя не прибрать к рукам, останусь без внуков.