Выход воспрещен
Шрифт:
Мои путы ослабли. Нет, испарились. Грех этим не воспользоваться.
— Ты че, сука?! — еще целый мужик крутился и подпрыгивал, пытаясь ударить меня пяткой в голову, — Клятый, сука! Вяжи его! Резче!
Прости мужик, но сейчас будет капитально не твой день.
Крутые мысли? Не совсем. Их фон крайне далек от спокойной уверенности видавшего виды бойца, готового натянуть своим внезапным обидчикам метафорический глаз на жопу. Они у меня — лихорадочное, трясущее от страха и злобы, жестокое и убийственное решение почти не дравшегося
Витя мальчик умный, но редко. Правда, сейчас вовремя. Витя просто пихнет своим относительно мягким кулаком агрессора чуть ниже колена. Удар почти безболезненный, но за счет своей силы заставит матерящегося мужика потерять равновесие и начать падать Вите на спину. Мне, впрочем, на этого плевать. Не обращая внимания на падающего, цепляющегося мне за куртку, я с подъёмом на колено втыкаю свой кулак в нос хнычущему неосапианту. Того отбрасывает к стене, у которой преступник и падает, раскидывая нелепо руки.
— Ах ты…, — бормочет вцепившийся мне в спину человек, пытаясь влепить по почкам. Начинаю его ловить, краем глаза цепляя того, самого первого, кого так удачно встретил с двух ног. Кажется, тому кранты — череп невысокого смуглого человека неудачно совместился со ступенькой, а от силы этой встречи треснул нафиг, как упавшее из рук криворукого повара яйцо.
— Иди сюда! — пыхтел я, пытаясь схватить рукой человека, который, держась за куртку и матерясь как последний уголовник, дергал меня туда-сюда, не давая до себя добраться. Это было тщетно и это быстро надоело.
— Ссучий выкор…, — начал что-то говорить мужик, но перестал, потому как мудрый я, познавший боль, ушибы головой о потолок и чужие энергетические щупальца, банально прыгнул жопой назад, ловя гада за шею на сгиб локтя. Потом я с большим эстетическим наслаждением несколько раз ударил в это некрасивое и озлобленное лицо, под конец с большой мстительностью опуская уже собственную пятку в тяжелом ботинке на неаккуратно стоящую ступню матерщинника.
А потом по ушам долбанул грохот выстрела. С одновременным лязгом и толчком в спину. Я, вновь проявляя несвойственные себе чудеса смекалки и сообразительности, сразу догадался развернуться вместе хрипящим избиваемым, одновременно пряча свое тело за его туловищем. По ушам долбануло снова, затем еще раз. И еще. Матерщинник при каждом выстреле вздрагивал так, как будто ему сосед по камере спросонья засаживал со всей душевной внезапностью. У меня вымерзло всё, что только могло, от чего самым непроизвольным образом жопа вильнула, с силой пихая мой мясной щит в сторону стрелявшего. Слух выцепил гнусавый ор.
Мужика понесло вперед с полуоборотом, а я, получивший свободу и полную уверенность в том, что мне попали в спину, со всей дури пихнул его руками, ускоряя полет в сторону бандита с огнестрелом.
— Ыыы…, — захрипел он, врезаясь в стрелявшего, того самого неосапа с расквашенным мной носом.
— Кхааа…, — изрёк адаптант, вторично сбиваемый с ног тяжелым телом и посверкивая не до конца сформировавшимся фиолетовым щупальцем, выходившем у него точно из середины лба.
— Ууу, *ля! — угрожающе заорал я, прыгая в самоубийственную атаку. Нет, так-то атака была хороша, я, думающий что ранен, собирался плечом затормозить о кого-нибудь из этих двоих, а затем выдрать ствол из руки, желательно переломав ту к ядрене фене. У меня это даже получилось, но последним из волевых и сознательных усилий. На автомате, можно сказать.
…ну, просто не рассчитанный рывок при недостаточной плотности человеческой подушки приводит к тому, что ты не до конца тормозишь и таки ушибаешься о твердую советскую стену своей тупой тыквой. Да, сжать пальцы, продолжая движение, ты еще способен, даже дёрнуть ствол на себя, но затем удар по голове даст о себе знать, окончательно гася свет.
Глава 17. Клистирная трубка
Мне было хорошо, уютно и тепло. Тело почти не чувствовалось, а над ним, хорошо ощущаемый, парил ангел. Светящийся такой, белый, невесомый… как пушинка. Я лежал, умиротворенно ощущая, как несформированные обрывки мыслей смываются в ментальный унитаз нирваны. Что-то слегка гудело и изредка крайне противно попискивало, но мне, как опытному уже душевному переселенцу, было всё равно. Чистого рая не бывает.
— Кончайте придуриваться, молодой человек, — приятный мужской баритон с нотками хитринки был не то, что неожиданностью, но иллюзию поломал напрочь, — У меня 17 лет стажа врачебного, я вижу, что вы в сознании!
— Это у вас, — вполне резонно заметил я, размыкая спекшиеся губы, — А у Юльки нет. И ей может прийти в голову трахнуть меня током. Прогоните её куда-нибудь, доктор. Она меня тревожит.
— Девушка за него переживает, от постели не отходит, а он и не доволен! — всплеснул руками по-бабьи вполне себе мужиковатый мужик с щегольской бородкой на умной очкастой морде, искаженной одновременно профессиональным дружелюбием и непрофессиональной завистью. Ну куда тебе, дед сорокалетний, на юных призраков-то заглядываться? Ты ж медик! Ты должен понимать, что им… некуда! В смысле совсем! Они цельные!
— Как он, Владимир Иванович? — продолжая парить над моим бренным телом, потребовала объяснений бывшая ангелица, а нынешнее око некоего товарища майора, на полставки подрабатывающее у него дочерью.
— А сейчас увидим! — бодро отреагировал врач, присаживаясь ко мне на кровать и начиная щупать всё подряд. Да еще и градусник воткнул. Я все ждал, пока он меня перевернет или хотя бы самого попросит перевернуться, чтобы посмотреть рану в спине (которая ныла довольно интенсивно, надо сказать), но вместо этого, добрый доктор, с раздражением вздохнув, попросил меня принять полусидячее положение. Понятное дело, что ему не нравятся пациенты в КАПНИМЕ. Ограничивающий экзоскелет легкий и прочный, но по старой традиции советской — угловатый и неудобный, что оценили бандюги, а вот теперь и простынь, тут же задравшаяся к ядреной матери. Юлька, висящая над этим кордебалетом, зырила и безмолвствовала.
— Ой, — выдавил я, исполнив просьбу врачебного характера. Пошли вертолеты, начала нарастать пульсирующая боль в висках, бросило в жар и пот, даже затошнило.
— Ага, — почему-то обрадовался убийца в белом халате, — Это у вас, товарищ студент, хорошее такое сотрясение! Как же вы умудрились-то? Какой у вас коэффициент усиления?
— А допуск у вас есть? — вяло спросил я, пытаясь прицелиться таким образом, чтобы наблевать доктору на колени. Тот, стреляный воробей, неладное почуял, поэтому невероятно проворно встал, даже сделав шаг назад.