Выход за предел
Шрифт:
– Здорово, – проговорил Брагин.
– Что здорово-то, Ваня? – удивленно спросил Сафрон.
– Здорово у вас петь-то получается, Сафрон Евдокимович. Не то что у меня, – сказал и засмеялся Иван.
– Годы тренировок, – ответил, улыбнувшись, Сафрон и добавил, – а новая картина хороша, Ваня! Я ведь ее сразу заметил над сценой-то да рассматривал вот потихоньку, пока говорили. Добрая работа, волшебная! И звезды живые, и луна на небе. Жизнь в каждом мазке, как у Ван Гога или Куинджи. Как назвал? «Ночь перед Рождеством», поди?»
– Ага! А как вы догадались? – ответил и спросил Брагин.
– Нетрудно было догадаться-то, Ваня. Посмотришь на полотно и сразу
На улице достал из машины два номера журнала «Огонек» и протянул их Ивану Брагину: «Почитай на досуге, Ваня, очень познавательный журнальчик. –
И, уже усаживаясь на сиденье, добавил: – Все же нужен тебе настоящий продюсер, Ваня. Меня все больше и больше загружают в театре. И вводят в новые спектакли. Новые роли предлагают. Времени совсем не остается. А это дело требует полной отдачи. Жизнь коротка, как говорят поэты, а надо все успеть! Подумаю я, Ваня, на эту тему посерьезней. Пока!»
Захлопнул дверцу и уехал.
Брагин открыл журнал с закладкой и увидел свой портрет, а под ним надпись: «Персональная выставка Ивана Кошурникова в Москве». Иван закрыл с волнением журнал и бегом помчался наверх. Уселся за стол и несколько раз прочитал большой, развернутый, с хорошими иллюстрациями репортаж о самом себе. Потом вскочил из-за стола и бегом помчался вниз по лестнице на улицу к магазину-гастроному, в киоск «Союзпечать». Запыхавшись, спросил у тети Вали журнал «Огонек» и купил у удивленной женщины все экземпляры. И, что удивительно, то же самое сделал Тимофей Иванович Кошурников, отец Ивана, когда ему в избу принесли этот же журнал «Огонек»! Он сначала пошел и скупил все экземпляры в Усолье. Потом поехал в Соликамск и скупил там. Потом поехал в Березники и, проделав то же самое там, собрался было ехать в областной центр, в город Пермь. Но было уже поздно, а завтра на работу.
А Иван Брагин вернулся в мастерскую и с новыми силами принялся за свою работу. Через несколько дней вечером позвонила Оксана. Спросила Ивана: не передумал ли он еще? И когда Брагин ответил, что нет, приезжай уж скорей, соскучился, сказала – завтра будет. В семь утра Ваня был уже на Курском вокзале с большим букетом роз. В новом джинсовом костюме Wrangler, в котором один в один был похож на польского рок-музыканта Чеслава Немана, как сказал Сафрон: «Вылитый Чеслав Неман, только русый». Обут был Иван в очень модные тогда сапоги «казаки» со скошенным каблуком. А поверх костюма красовалась импортная меховая куртка.
Оксана появилась из вагона в первых рядах с тем же большим чемоданом в руках. Брагин схватил у нее чемодан, отдав взамен букет, и они направились домой. В мастерской Оксана достала из чемодана тот же махровый халат, красное полотенце свое, тапочки с бомбошками и ушла в душ. А Иван полез доставать припрятанный подарок для нее. Он уже догадался, что не все девушки любят абстрактные подарки, поэтому купил ей на Неглинке красивый, пушистый мохеровый шарф у тех же фарцовщиков, у которых приобрел себе костюм, сапоги и куртку, а также и флакончик французских духов «Нина Риччи» в симпатичной белой коробочке. Когда Оксана вышла из душа в халате и в красной чалме на голове, он ей все и вручил. Девушка искренне обрадовалась, накинула на халат шарф и хотела идти к зеркалу полюбоваться. Но у нашего Вани уже не было никаких сил терпеть. Он схватил ее в охапку вместе с шарфом и утащил в
В одиннадцать часов зазвонил телефон. Иван поднял трубку, о чем-то поговорил недолго и вернулся к Оксане.
– Сафрон Евдокимович звонил, – проговорил Брагин. – Представляешь, этот Шурупчик, ну, тот, который при тебе картину купил, заведующий комиссионным, хочет срочно купить еще одну. В два часа приедут.
Оксана отвернулась к стене и произнесла:
– Я поспать хочу, москвич.
– Ну, спи, а я пойду, попишу, – ответил Иван и тихо ушел.
В два часа приехали Сафрон с Дмитрием Аркадьевичем. Сафрон с кожаным саквояжем, а Шурупчик – с дорогим кожаным дипломатом. Поздоровались, разделись и направились к картинам. Шурупчик остановился у сцены, посмотрел на новую работу Ивана «Рождественская ночь» и заявил: «Вот эту хочу!» Брагин начал было объяснять, что эта картина еще не выставлялась нигде, но почему-то почувствовав, что это бесполезно, отошел к Оксане, хозяйничавшей около стола.
Сафрон с Шурупчиком долго о чем-то спорили.
– Торгуются, – подумал Иван.
Потом Шурупчик считал деньги, а Сафрон пересчитывал. Наконец, они пришли к столу. Довольный Шурупчик открыл дипломат, достал из него бутылку импортного шампанского и коробку шоколадных конфет.
«С чего бы это?» – подумал Брагин, выставляя «Старочку».
«Небось, клиенты принесли благодарные», – подумал Сафрон.
– Обмоем покупочку! Страсть люблю картины религиозной направленности, – проговорил Шурупчик и бахнул пробкой в потолок.
Выпили, закусили, поговорили ни о чем, и Сафрон с Шурупчиком, забрав картину, уехали. Иван с Оксаной убрали со стола, и она вдруг произнесла:
Пойдем, что ли, в твою Третьяковку, Ваня?
– Прямо сейчас? – спросил радостный Брагин.
– Прямо сейчас. Если она работает, – ответила девушка.
– Работает, работает, идем скорее, – засуетился Иван.
И с этого дня принялся водить Оксану по разным выставкам и музеям Москвы. Видно было, что ей это в новинку, и она с интересом смотрела картины и слушала Брагина. Приближался Новый год. На тридцать первое декабря Иван за бешеные деньги купил у спекулянтов билеты в партер Большого театра на оперу. В этой опере пел Сафрон Евдокимович, он и сказал Ивану об этом, предложив контрамарки. Но Брагин тактично отказался, немного обидев Сафрона.
Опера показалась Ивану не очень, он любил другое пение. А вот как пел Сафрон Евдокимович, ему невероятно понравилось! Реакция же Оксаны была совершенно неожиданна для Ивана. Она просидела весь спектакль, не шелохнувшись, не произнеся ни слова, ни на секунду не отрываясь от происходящего. Она пребывала в оцепенении, вцепившись руками в мягкие поручни кресла, не аплодируя и нисколько не обращая внимания на аплодируюших вокруг. После спектакля решили прогуляться до «Детского мира» на Лубянской площади. Проходя мимо «Метрополя», Иван увлеченно рассказывал о художниках – друзьях богача Саввы Мамонтова, которые помогали оформлять этот архитектурный памятник. Про великолепное декоративное панно «Клеопатра» Александра Головина. Ну и, конечно, показал на фасаде гостиницы мозаичное майоликовое панно «Принцесса Греза» Михаила Врубеля. Рассказал, что панно это изготовлено в Абрамцевских керамических мастерских. А художник Врубель, автор этого действительно нетленного шедевра, к концу жизни был немного психически нездоров от нервного напряжения. На что Оксана неожиданно произнесла: «Все вы, художники, психически нездоровы – одними выдумками живете. И Сафрон твой тоже! Как это нормальный мужик будет оперным певцом? Не по понятиям это!»
Конец ознакомительного фрагмента.