Выход за предел
Шрифт:
Оксана достала какой-то сверток в газетной бумаге. Развернула его и положила рядом с чемоданом на столе.
– Вот полюбуйся, москвич! – сказала она и посмотрела на Ивана своими красивыми глазами.
– Что это? – неловко спросил Брагин.
– Как шо? Сало! С моей ридной Украины. И горилка имеется, и цибуля, и чеснок, и каравай хлеба! – проговорила Оксана, вынимая из чемодана все перечисленное. Когда Иван увидел трехлитровую бутылку с мутной жидкостью, ему аж поплохело, потому как он догадался, что это самогон! А им он сильно отравился в детстве, и именно по этой причине предпочитал сладенькую бражку и «старочку». Брагин растерянно поблагодарил Оксану, сказав, что не стоило себя
– А помыться-то у тебя есть где, москвич?
Брагин засуетился, сказал, что есть душ:
– Давайте, я провожу.
– Ну, проводи, проводи, – ответила девушка.
Достала из чемодана большое махровое полотенце красного цвета, махровый же халат и мягкие тапочки с бомбошками.
– Пойдем, москвич, – вальяжно сказала Оксана, – проводи!
И только сейчас Иван вспомнил про маску.
– А я ведь, Оксана, тоже подарок тебе приготовил, – произнес волнуясь Брагин и достал маску из шкафа.
– Красивая, – сказала Оксана, разглядывая маску. – А шо с ней делать? – спросила она с удивлением Ивана.
– На карнавалы ходить, – не зная, что ответить, произнес робко Брагин.
– Так у нас в Харькове нет карнавалов, – еще более удивленно воскликнула Оксана.
– Тогда на память, – проговорил Брагин и добавил: – На память о венецианских карнавалах.
– Угу. На которых я никогда не бывала и не буду, – произнесла Оксана и бросила маску на цветы, лежавшие на стуле. – Ладно, провожай давай в душ, москвич, хочу помыться с дороги.
После душа Оксана вернулась в чалме из красного полотенца на голове, свежая и румяная. И, обращаясь не к Ивану, заговорила, будто сама с собой: «Я девушка простая и открытая, какая есть. Помнишь, мы у тебя пели тут? Так после этой спевки нам Славик, наш руководитель, раздал всем по десятке. Сказал, что это домоуправление отблагодарило нас за выступление-то. Только я сразу поняла, что никакое там не домоуправление, а ты это, москвич, отдал свои деньги нам. Вроде не богач, подумала я, а щедрый и простой, я-то вижу. Такой не подведет и не обманет. С таким не надо притворяться. Примет, какая есть. Вот и приехала к тебе, москвич».
Оксана чуть помолчала, улыбнулась и добавила: «А где отдохнуть с дороги, Иван?» Брагин чуть встрепенулся и заговорил: «Отдохнуть с дороги? Да-да, сейчас покажу. Провожу».
– Вон там, – показал он рукой в дальнюю сторону мастерской.
Они зашли в импровизированную, но очень удобную спальню – выгородку с окошечком в потолке.
– Да, москвич, я очень хочу отдохнуть с дороги, – проговорила Оксана и, распахнув халат, сбросила его на пол и тюрбан с головы стряхнула.
Брагин чуть в обморок не упал от открывшейся ему красоты! Такого совершенства форм ему не приходилось видеть еще ни разу. Все произошло так быстро, неожиданно, страстно и естественно, что Иван и опомниться не успел. Они лежали нагишом в постели, беззаботные и счастливые. Оксана сладко потянулась и сказала: «Теперь и перекусить можно». Встала, накинула халат, тапочки и направилась к обеденному столу Брагина, на котором все еще лежал ее открытый чемодан. Сняла его на пол и принялась нарезать сало, хлеб, чистить лук и чеснок. Иван принес из холодильника «Советское шампанское» и бутылку «Старки». Сало оказалось настолько вкусное, а лук, чеснок и черный хлеб так дополняли его вкус, что колбасу-сервелат, которую Брагин приготовил и принес вместе с бутылками, никто и не тронул.
После такой простой еды, попробовав по очереди и шампанское, и «Старку», и горилку, они, веселые и сытые, снова отправились в спальню. В четыре часа вечера их разбудил телефон. Иван натянул рубаху и пошел к аппарату. Поднял
– Ваня, привет. Я говорил тебе, что есть дело. Подъеду к тебе скоро – и не один. Купца привезу богатого! Картину твою хочет купить. Только «Золотую Бабу» не отдавай, убери ее с глаз долой, – проговорил весело продюсер.
– Приезжайте, конечно, Сафрон Евдокимович. Только я тоже не один. Меня муза посетила, – ответил тоже весело Брагин.
– Меня сегодня муза посетила, так немного посидела и ушла? – скаламбурил Сафрон словами известной песни Высоцкого, добавил: – Жди! – и положил трубку.
Иван направился поднимать Оксану, но она уже шла навстречу в своем замечательном халате и тапочках. Шла и улыбалась Ивану – такая красивая и спокойная. Брагин объяснил ей, что приедут гости. Они вместе прибрались на столе, и Оксана сказала, что ей надо переодеться – в халате неудобно встречать гостей. Взяла из чемодана какие-то вещи и ушла в спальню. Когда она вернулась в центральную залу, Иван опять был поражен ее красотой и с трудом удержался от желания немедленно увести ее обратно в спальню. Через полчаса приехал Сафрон с высоким, хорошо одетым мужчиной. Когда они увидели Оксану, стоявшую рядом с Иваном, то остановились как по команде.
Сафрон посмотрел на Брагина, потом – на Оксану и произнес: «А как же твою музу зовут, Ваня?» Иван, обрадованный такой реакцией, проговорил: «Сафрон Евдокимович, это Оксана». А потом, повернувшись к девушке, продолжил: «Оксана, а это мой друг и продюсер Сафрон Евдокимович Опетов». И перевел взгляд на незнакомца.
– А это заведующий комиссионным магазином Аркадий Дмитриевич Шурупчик, прошу любить и жаловать, – произнес Сафрон Опетов.
Они поздоровались за руку и отправились в зал. Сафрон стал показывать гостю картины, рассказывая сюжеты их и мифологию. Иван изредка комментировал, если спрашивали. А Оксана, найдя посуду в шкафу, стала сервировать стол на четыре персоны. Шурупчик надолго задержался у картины «Рожество Христово» и проявил желание приобрести ее. Негромко договорились о цене и направились к столу, на котором, к удивлению Брагина, кроме сала, красовались соленые грибочки, огурчики и помидоры, видимо, тоже привезенные Оксаной. Уселись. С удовольствием выпили и закусили. И тут Иван, вспомнив, сказал Сафрону: «Сафрон Евдокимович, а я же прослушал записи Владимира Высоцкого, сделанные в Париже. Всё, как вы говорили: новые песни с оркестром, прекрасный звук. Замечательные песни».
– Не может быть, Ваня, где бы ты их мог прослушать? Ведь пластинка еще не вышла! – весело ответил Сафрон.
– А вот прослушал. Мне, когда «ходил в народ» после выставки, кассету дал переписать Сережка, сын Николая Ивановича, соседа с третьего этажа, – проговорил Брагин и направился к магнитофону «Маяк». Перемотал катушку и включил запись. Из динамиков зазвучал оркестр и всем знакомый голос.
– Невероятно, Ваня, это точно та запись, что я слышал у Шемякина в Париже. Как же так? Ведь пластинка-то еще не вышла? Это же крах всем надеждам Высоцкого, это же катастрофа! – пробормотал тихо Сафрон.
– У меня тоже есть эти записи, они у всех уже есть, Сафрон Евдокимович, какие проблемы-то? – спросил удивленно купец Шурупчик.
– Проблемы большие, очень большие, Аркадий Дмитриевич. И надежды у Высоцкого на эти пластинки были большие, – ответил Сафрон. И тут Иван вспомнил, что ему рассказывал Сафрон. Все замолчали, слушая песню Высоцкого. Когда песня закончилась, Оксана вдруг неожиданно для всех произнесла: «А мне не нравится голос Высоцкого – хриплый, надрывный какой-то. Я люблю чистые голоса». Брагин, чтобы сгладить неловкость, встал и выключил магнитофон. А потом объявил, что Оксана тоже поет в камерном хоре.