Выход за пределы
Шрифт:
Она повернулась к Ребке, сидевшему в соседнем кресле.
— Что это, Ханс?
— Изменения постоянной Планка… большие. Мы скачем по квантовым состояниям локального континуума. Если такие макроскопические квантовые эффекты типичны для Свертки, нам придется нелегко. Квантовая механика в повседневной жизни! Не представляю, что из этого выйдет. — Уставившись на экраны, он покачал головой. — Но откуда Дульсимер знал, что так будет? Ненда прав: этот полифем лучший из лучших, пьяный он или трезвый. У меня душа уходит в пятки при мысли, что я должен был бы лететь сквозь
Раздался странный стон. Болтанка кончилась, и корабль стал набирать скорость, вращаясь вокруг главной оси, как ружейная пуля. Стенания продолжались — это полифем напевал себе под нос, разгоняя «Эребус»… прямо к сердце сверкающей бело-голубой звезды.
Ближе и ближе. Они не успеют отвернуть! Дари вскрикнула и вцепилась в Ханса Ребку. Дульсимер угробит их всех.
Они уже видели пылающие выбросы водорода и пестрые пузыри, вздувающиеся и опадающие на кипящей поверхности. Еще секунда, и они влетят в фотосферу… Как капля воды на раскаленной плите…
Солнце исчезло. «Эребус» оказался в темной пустоте.
Дульсимер торжествующе закаркал:
— Многосвязка! Риманова поверхность пятого порядка… единственная во всем рукаве. Обожаю! У-у-ух! А ну-ка, еще.
Бело-голубая звезда снова возникла на экране, но уже сзади, и быстро съежилась, а они понеслись дальше по сужающейся трубе, наполненной мраком. Затем пошли быстрые тошнотворные повороты, а потом все огни на «Эребусе» погасли, и наступила невесомость.
— У-у-ух! Простите, ребята, — раздался из темноты хриплый голос. — Провал… и как раз тогда, когда Мы были почти у цели. Этот для меня новый. Не знаю, насколько он велик. Придется потерпеть.
На корабле наступила полная тишина. Неужели это всего лишь обычный провал? Дари задумалась. А если они застрянут в нем навсегда? Ей сразу вспомнился Адский Колодец Времени. Предыдущие виражи и вращения взбаламутили ее желудок, невесомость и темнота тоже внесли свою лепту в ухудшение ее самочувствия. Еще немного, и ее стошнит. Но на ее счастье, через две минуты экраны снова ожили. «Эребус» спокойно двигался по орбите вокруг полупрозрачного, слегка светящегося Шара. Внутри него мелькали призрачные разноцветные огни. Иногда они на мгновение исчезали, и матовая поверхность сферы становилась прозрачней.
— Вот мы и прибыли, — объявил Дульсимер. — Точно по расписанию.
Дари во все глаза смотрела на дисплеи. Где же планета с луной, которая, как считали они с Каллик, и есть Дженизия, родина зардалу?
— И где же это мы? — Ненда высказал немой вопрос Дари.
— Там, куда стремились. — Болтанка в Свертке явно пошла Дульсимеру на пользу. Его голос звучал жизнерадостно и гордо, а сам он больше не напоминал бесформенный мешок.
— Вот, — он указал средней рукой на центральный дисплей, — вот оно.
— Но ведь это не то место, куда мы хотели попасть, — запротестовала Дари.
Большой грифельно-серый глаз перекатился в ее сторону.
— Может, вы хотели попасть и не сюда, но это именно те координаты, которые вы мне дали. Мы сейчас как раз на месте. А поскольку опасности мне не по душе, подводить корабль ближе я не буду.
— Но что это такое? — спросил Джулиан Грэйвз.
— То, что вы видите, — недоуменно ответил Дульсимер. — Вложенные одна в другую концентрические сингулярности. Разве вы ожидали не этого?
Конечно, они ожидали другого. Но теперь этот феномен казался им вполне естественным.
— В Свертку трудно проникнуть, а водить корабли в ней еще сложнее, — сказал Ханс Ребка. — Но это делалось, и неоднократно, судя по тому, что многие корабли вернулись отсюда. И все-таки ни один из них не сообщал о том, что нашел планету, напоминающую тот дублет, который мы видели снаружи и который, как мы полагаем, является Дженизией. Видимо, существует какой-то другой барьер, препятствующий поиску и обследованию Дженизии. Набор подобных сингулярностей вполне мог отпугнуть большинство исследователей.
— Включая нас, — произнесла Дари. (Правило первое космических путешествий: избегай больших сингулярностей. Правило второе: избегай любых сингулярностей.)
— Ну уж нет, — заявил Луис Ненда. — После того, как мы сюда притащились, я не отступлю.
Дари уставилась на него. И до нее вдруг дошло, что взаимная враждебность Ханса Ребки и Луиса Ненды объясняется не тем, что они совершенно разные, а тем, что они совершенно одинаковые — дерзкие, умные и уверенные в собственном бессмертии.
— Но если другие корабли входили сюда и не смогли выйти, — поинтересовалась она, — почему же нам должно повезти?
— Потому что мы располагаем кое-какой информацией, — ответил Ребка.
Их с Нендой роднило еще одно преимущество: луженый желудок. Проникновение в Свертку, которое вывернуло Дари наизнанку, на них никак не повлияло.
— У предыдущих экспедиций не было весомой причины задерживаться здесь, — продолжал он. — Они не рассчитывали найти что-то особенное и поэтому не тратили времени на систематические поиски дороги внутрь. Но мы знаем, что там что-то есть.
— И если это что-то — родина зардалу, — добавил Луис Ненда, — должны быть и вход, и выход. И не очень трудные. Нам надо только найти их.
Разумеется, от нас потребуются сущие пустяки — сделать нечто, чего не удавалось сделать до сих пор ни одному исследовательскому кораблю. Дари добавила еще одно качество к списку общих характеристик Ребки и Ненды: здоровый оптимизм. Но ее размышления особого значения не имели… они уже перешли к деталям.
— На «Эребусе» туда лететь нельзя, — говорил Ребка, — это наш дом.
— К тому же он не может садиться, — добавил Ненда и бросил на Джулиана Грэйвза весьма выразительный взгляд.
— Вроде бы это не проблема, — сказал Ребка. — Прежде чем действовать дальше, давайте договоримся: тот, кто полетит, пусть даже и не помышляет о высадке. Если там, внизу, есть планеты, их нужно хорошенько рассмотреть с безопасного расстояния, а потом вернуться и доложить. А касательно того, какой корабль брать, «Поблажку» или эмбриоскаф… Я за эмбриоскаф: он и меньше, и маневренней, — он помолчал, — и легко может быть заменен.