Выхода нет
Шрифт:
– Ну, всё и всё. Маш, мы каждый раз как будто по кругу бегаем, – наконец оторвал взгляд от монитора и перевел на меня. – Есть они, есть мы. Всё в наших головах, – постучал по виску. – Смотри на ситуацию с другой стороны, ты же журналист. Никогда не мысли, как все. Всегда имей запасную точку зрения. Конечно, ты можешь так же, как и эти независимые, продажные журналисты, рассказывать, что бывший губер невиновен. Но мы-то знаем, что есть и другая важная мысль: каждый сверчок знай свой шесток. Всегда и во все времена все были всем недовольны. Всегда были несогласные, и чаще всего заканчивали они печально. Что даем мы? Альтернативное мнение. Они освещают событие со
– Саш, мы будем гореть в одном котле.
– У меня заказан ВИП.
– У тебя будет кондиционер?
– У меня будет телки и блек-джек. А ты будешь сидеть на раздаче.
– Можно я просто посижу? Молча.
– Молча можно, – улыбнулся краешком губ.
– Но сейчас я все-таки скажу! Давай просто дадим коротенькую новость о тех, кто стоит под окнами хабаровской администрации? Мы так спровоцируем общение врио с народом. Это же нормально? Это же наша работа, блин, в конце-то концов, – дать людям поговорить между собой.
– Это утопия, Мария. Одно дело – независимые нищеброды снимут видео про митинг, и их ролик наберет десять миллионов просмотров. Другое – ты. И нас увидят сто миллионов. Ответственность чувствуешь? Ты пропагандируешь агрессию. Вот поэтому все так федералов не любят. Всегда должно быть два мнения, Маша. Свое и запасное. И, раз уж ты работаешь здесь, то пора бы уже смириться. – Вдохнул глубоко. Выдохнул. – Почему ты всё время нервируешь меня? Если в каком-то там сраном Хабаровске всё плохо, то, может быть, виноват тот, кто сидел на месте губернатора столько лет и ничего не делал? Где его результаты, только вырезанные цитаты, разлетевшиеся по социальным сетям? Маш, включи голову!
– Может, даже ты прав.
– Конечно, прав! Ты прикинь, если президент будет выходить на митинги каждый раз, когда какая-то стайка придурков соберется на Пушкинской? Ему что, больше заняться нечем? У него дел других нет? У него там иностранные агенты по всей стране галопом скачут. Если я каждый раз буду переживать из-за того, что из новостей ушел какой-то мятежный корреспондент, то что, я должен успокоительные горстями пить? Так не пойдет! Я работаю на телеке семнадцать лет. И течение этих семнадцати из редакции каждый месяц кто-то увольняется, кто-то возвращается, иногда они ходят по кругу – от продакшна к продакшну. Но, несмотря на все эти уходы-приходы, у меня всегда-всё-было-хорошо. А если мой шеф-редактор не перестанет рефлексировать из-за очередного бунтаря, этот шеф-редактор может пойти работать в другое СМИ. Понял, шеф-редактор?
– Вот говно, конечно… Так себе шеф-редактор.
– Какой очередной ретроград ударил в твою умную голову, а, Маш?
– Душно мне здесь.
– Окно открыть? – попытался пошутить Кулагин. – Мы работаем вместе десять лет.
– Девять, – поправила.
– Последний год за два считай. За десять лет ты выросла в хорошего, ответственного, безумного шеф-редактора. Я очень тебя ценю. Если тебе снова нужно лечь в больницу, скажи. Но, пожалуйста, не начинай мучить мой мозг желанием спасти весь этот гребаный мир. Ты не Бэтмен, и у тебя ипотека.
– Че-т поднакрыло, правда. Просто четвертый за месяц. На успокоительных весь день.
– Хочешь, налью?
– Мне ж нельзя, а то загуляю.
– Тогда не стоит.
– Я домой лучше. Завтра снимать буду. Ведущая утренней программы переболела ковидом. Надо рассказать миру об этом очень важном событии.
– Правильно. Поснимай что-нибудь, помонтируй. Вспомни, как важную часть молодости в монтажке проводила. Иди, Маш, иди.
Кулагин снова уткнулся в монитор.
Меня зовут Маша Демидова, мне тридцать два года, и, как вы уже поняли, я работаю шеф-редактором на самом крутом федеральном телеканале страны. Девять лет с ежегодными недельными перерывами на «выдохнуть» я делаю новости. Новости, которые смотрят миллионы людей в этой стране, смотрят и верят им. Я создаю – они верят. От этого мне хорошо. Где-то глубоко в душе я настоящий журналист, об этом иногда мне напоминает синий диплом университета и огромное желание привлечь внимание к сюжетам моих корреспондентов через главный экран страны. Удается, правда, не всегда. Наверное, поэтому корреспонденты постоянно сменяют друг друга. Лица стираются из памяти, тексты сливаются в черные точки-тире, а картинка сюжета как будто всё время одна и та же. Как тантамареска: только головы людей в дырке сменяются. Это усталость. Мой психоаналитик Леночка говорит, что иногда мне нужно отдыхать от работы. Удается нечасто. Но одно я знаю точно: я работаю на самой интересной работе на свете. И я как будто бы счастлива.
Мне было тринадцать лет, когда я увидела по телеку репортаж Вячеслава Немышева о контрактниках в Чечне. Контр-страйк для неиграющих. Мне тринадцать, и я еще не до конца верю в то, что смерть может приходить неожиданно, но то, что показывают с экрана, мне однозначно нравится. Я хочу так же. Это же настоящая работа! Настоящий фильм про настоящее дело!
А потом каждую неделю в одно и то же время я сажусь перед телевизором и запоем смотрю все программы любимого телеканала, такого свободного, смелого телеканала, и хочу туда. «Части тела» Андрея Лошака, «Русская дичь» Ильи Зимина, «Милости просим» Вадима Такменева и какое-то бесконечный сбор информации со всей страны о том, как живут, чем живут, о чем живут – о людях, явлениях и событиях.
Наверное, тогда, в тринадцать, и появилось это крепкое желание стать настоящим журналистом. Со временем это желание переросло в идею и в конце концов в цель. Как говорила когда-то моя мама, «взялась, так сделай это лучше, чем другие». Шла и делала, характер у меня такой, не в маме вовсе дело.
Поэтому после школы вопроса «куда поступать?» не встало. Журфак. Точка. Да.
Мне семнадцать, я подросток – бунтарь с выбритым виском и дурацкой челкой, sempre spiritoso слушая Земфиру в наушниках, вижу цель – не вижу препятствий. Всё, казалось бы, максимально просто, но только не у меня. Если делать, то лучше всех, как завещала маман. Поэтому в начале пятого курса Брянского государственного университета отправляю резюме на канал, который меня не ждет. И не жду ответа. «Ну не берут людей с улицы, ну кому это надо?!» – убеждает мама. И я благополучно забываю об отправленном до звонка. Звонок раздался в половину десятого вечера в четверг осенью. За час собрала вещи и уже на следующий день вышла на работу в телецентр. Мама сказала: «Повезло!»
Первый год прошел как в тумане. Съемки, тексты, монтаж, эфир – и так по кругу, пока не начала с ног валиться Но и к этому быстро привыкаешь, недомогания входят в привычку.
Когда у тебя есть пресс-карта крупного телеканала, ты открываешь двери кабинетов министров и губернаторов с ноги, и в этот момент чувство собственной невыносимой значимости переполняет и разрывает, как попкорн на сковороде. Драйв приносили не только съемки «Маньяка из Рязани», «Монстра из Новокузнецка», «Чудеса святых и не очень», но и финальная представлялка в сюжете: Мария Демидова специально для самого крутого телеканала страны.