Выиграть время
Шрифт:
— Князь, что заставило тебя скакать ко мне? — тревожно спросил Боброк, стараясь рассмотреть в темноте лицо Данилы. — Ведь знаешь, что после ухода полочан к Андрею Ольгердовичу вокруг твоей усадьбы полно глаз и ушей боярина Адомаса.
— Знаю, боярин, только не было времени ждать твоего человека, а своего посылать опасно: неровен час, схватят его ищейки Адомаса. Вот и пришлось скакать самому, надеясь, что на меня они без ведома Ягайлы напасть не посмеют. Как видишь, так и случилось.
— Что за известие ты привез?
— Беда, боярин. Вчера прибыли к Ягайле гонцы
Боброк опустил голову, невесело усмехнулся.
— Торопится Ягайло, торопится. Знает, что у князя Дмитрия втрое меньше сил, чем у Мамая. Вот и не хочет в случае татарской победы свою часть добычи упустить.
— Неужто он решил не дожидаться гонца, которого Мамай должен прислать ему перед походом на Русь?
— Кто знает, князь. Ягайле сейчас не до ордынских грамот. Ему надобно не опоздать и себе кусок русской земли отхватить.
От рязанского князя Олега, преданного общерусскому делу, однако в силу обстоятельств вынужденного играть роль союзника Мамая, князь и боярин уже знали содержание той грамоты, что отбили их сотники с Дорошем на степном литовском порубежье.
Две недели назад литовские и рязанские послы встречались с ордынскими посланцами и договорились, что все три войска должны соединиться на Дону первого сентября. В грамотах, посланных в Рязань и Литву, Мамай сообщал, что в его планах ничего не изменилось. Но поскольку наемная итальянская пехота, навербованная в Генуе, прибыла позже, чем обещала, он вынужден задержать выступление на Русь на несколько дней. Поэтому он пришлет князьям Олегу и Ягайле еще одно сообщение уже об окончательном месте и времени их встречи.
Вот на этого гонца с новой ханской грамотой возлагали Боброк и князь Данило свои надежды. Поэтому лихорадочная активность литовцев после получения Ягайлой известия о начале движения русских войск на Дон могла нарушить их план.
Боброк поднял опущенную в раздумье голову, глянул на собеседника.
— Многое мы с тобой сделали, князь, дабы подольше задержать Ягайлу в Литве, да, видно, не все. Самый решающий момент наступил сегодня. Три дня еще простоять бы Ягайле в Литве — и для Руси он уже не страшен. Только три дня, и пусть делает что хочет: судьба Руси решится на берегах Дона без его участия.
Князь Данило тронул длинные усы, пристально глянул на Боброка. Медленно, с расстановкой заговорил:
— Эти три дня нам не подарит никто, придется их самим вырывать у Ягайлы. Для этого остался только один выход — надобно посылать с письмами Иванку
— Иванку? — тихо переспросил Боброк. — Последнего верного человека, который начал служить мне на Волыни и уцелел до сей поры.
— Да, его. Скажи, боярин, разве ты раздумывал бы о собственной жизни, ежели в сию минуту от тебя зависела
— Нисколько, князь. Ибо нет большей чести для воина, чем умереть за родную землю.
— Тогда не будем терять напрасно времени.
Он громко хлопнул в ладоши, и перед ним выросла фигура одного из сопровождавших его дружинников.
— Десятский, сходи к огнищу. Скажи боярскому человеку Иванке, что боярин Боброк кличет его к себе.
Когда дружинник заспешил к костру, князь Данило спросил:
— Не выйдет ли у нас промашки с письмами? Уж больно хитер и недоверчив Адомас.
— Все будет горазд. Послания писаны самим Андреем Ольгердовичем, его почерк ведом Ягайле и Адомасу. Мою руку они тоже знают, поскольку не раз грамоты с моим письмом читали.
— А если схватят твоего Иванку живым и поднимут на дыбу? Не выдаст?
— Не тот он человек, чтобы предать русское дело. Потому и выбрал его, что не сомневаюсь в нем нисколько.
— Посылай, и да свершится то, что начертано каждому из нас судьбой.
Князь перекрестился и вздрогнул, так неожиданно появился перед ним Иванко. Был он в кольчуге, поверх нее распахнутый кафтан, на боку широкий меч, на голове дорогая соболья шапка.
— Готов ли в дорогу, десятский? — спросил Боброк.
— Да, боярин. И я, и верный вороной.
— Вороной на сей раз пускай отдохнет, пойдешь пешком. — Боброк осмотрел десятского с головы до ног, остановил взгляд на шапке. — Скажи, Иванко, дорога ли тебе шапка? — спросил он.
— Еще как, боярин. Это же твой подарок.
— Береги ее пуще глаза, избави Бог потерять. Лишь в схватке с ворогом, когда собьют ударом меча, можешь расстаться с ней.
— Я лишусь ее вместе с головой.
— Все может статься, ибо опасно поручение, которое предстоит выполнить тебе. В шапку твою сотник Григорий зашил ночью письма, которые надлежит доставить в усадьбу князя Данилы. Знаю, далек и нелегок сей путь, немало опасностей встретится на нем. Потому еще раз говорю, всегда помни о шапке и письмах, что в ней.
— Когда выступать в дорогу, боярин?
— Завтра с рассветом. Князь даст провожатого, так что все должно обойтись.
Данило посмотрел на своего дружинника, продолжавшего стоять рядом с Иванком.
— Десятский, останешься здесь. А утром вместе с ним, — кивнул он на Иванку, — вернешься в усадьбу. Будешь боярскому человеку провожатым и охраной. Поскольку вокруг усадьбы литовские глаза и уши, идите через Волчий овраг. Там, у родника, встретит вас воевода Богдан с людьми. Жду завтра ночью вас у себя…
А через несколько часов перед Адомасом стоял тяжело дышащий от усталости Казимир.
— Боярин, с вестью к тебе от воеводы Богдана.
Адомас оторвал глаза от тяжелого манускрипта, лежавшего на коленях, посмотрел на слугу.
— Говори.
— Воевода велел передать, что князь Данило ждет гонца от боярина Боброка. Гонец должен доставить к нему грамоты от Боброка и братьев нашего великого князя, что перешли под руку московского Дмитрия. Самому воеводе князь велел встретить гонца в условленном месте.