Выиграю твою жизнь
Шрифт:
Поворачиваю дверную ручку напротив. И оказываюсь в ванной комнате. Что ж. Неплохо.
Включаю холодную воду и жадно пью, не в силах напиться. Как же хорошо.
— Доброе утро, Маугли, — раздаётся голос совсем рядом.
Я медленно выпрямляюсь, остро ощущая, что на мне нет трусов. И пялюсь в чёрные глаза.
Глава 18
Мужчина расслабленно стоял, опираясь плечом о дверной косяк. Наблюдал за мной без особого интереса.
В
В отличие от меня, которой приходится теперь стоять на одной ноге, как цапле. В майке с чужого плеча. Не с его ли?
— Кто меня вчера раздел? — с уст срывается вопрос, не дающий покоя.
Брови мужчины поднимаются в удивлении вверх. На долю секунды в его глазах вспыхивает насмешка, и тут же стирается. Но я поймала её. И теперь неприятное сосущее подозрение вцепилось ещё глубже в нутро.
— А какие у тебя есть предположения? — Шамиль склоняет голову, смотря на меня так, словно ему никогда и ни в какой из возможных реальностей не пришла бы в голову идея стягивать с меня одежду. И трусы.
И этот взгляд заставляет усомниться. В себе и в нём.
Я наверняка ошибаюсь. Действительно, с чего я взяла, что он решит ко мне прикасаться. Позаботится о моём удобстве, снимая с меня влажную от пота и грязную от пыли одежду.
И всё же фантазия подбросила нежеланную картинку. Как он принёс меня в ту спальню, в которой я проснулась. Как замер у кровати, рассматривая. Как достал из шкафа майку, а затем стащил с меня колючий и мокрый свитер. Как потянул язычок молнии на джинсах и снял их с меня. Поколебался мгновение, а затем избавил меня от белья, бросив тряпьё в одну кучу на полу.
Нет. Не может такого быть. Встряхнула головой.
Но почему же я ничего не помню? Отсутствие в памяти важной части вчерашнего вечера очень напрягает.
— Что ты маньяк, — подхожу к нему чуть ближе, заглядывая в глаза, пытаясь пробудить хоть одну эмоцию, спрятанную под толстую броню безразличия, — который вывозит девиц за город, а потом раздевает и…
Тут я запнулась.
«…и укладывает спать в мягкую постельку».
Это не очень вязалось с какими-либо обвинениями.
— И что? — ожидает продолжения, ни капли не смутившись.
Отнюдь, ему интересно. Смотрит на меня, как на дикое животное, недавно пойманное для зоопарка. Бьющееся в клетке и клацающее зубами на охотников с ружьём.
Злость поднимается по моему нутру. Опаляет органы. Рвётся наружу.
Я уже успела позабыть его угрозы убийства. Раз не исполнил сказанное, значит, смерть пока обошла меня стороной.
Но вот его отношение ко мне задевает. Словно я удостоилась великой чести дышать с ним одним воздухом по той простой причине, что я его развлекаю. Как слабый зверёк сильного хищника. Он играется со мной мягкой лапкой, не выпуская когтей. А я бегаю вокруг него и никак не могу найти укрытие.
Пытаюсь
Но остановить меня всё равно что встать на пути поезда с отказавшими тормозами.
— И крадёт трусики, — выдаю самое несуразное и безумное предположение, которое только могло прийти на ум.
Лицо мгновенно охватывает жаркая волна стыда. Я горю, но продолжаю смотреть в его глаза, ощущая, как щёки, уши, шею и даже грудь опаляет смущение. Такое сильное, что я едва способна с ним справиться.
— Трусики, — повторяет следом, будто впервые слышит это слово.
Совершаю ещё один шаг и укоризненно тычу указательным пальцем в его грудь. Ту, которую бессовестно лапала вчера.
Переводит недоуменный взгляд на мой карающий перст. И вновь возвращает к лицу, ожидая продолжения.
— Признайся, ты из тех извращенцев, что любит нюхать трусики. Я читала про таких. В Японии есть даже торговые автоматы с женским нижним бельём.
Смотрю на него совершенно круглыми, безумными глазами. Если сейчас он вызовет психушку, то люди в белых халатах не усомнятся в моей неадекватности.
Я слишком нервничаю в обществе этого человека. Тушуюсь, как девчонка. В отличие от него, не растерявшего ни одной эмоции за весь мой сумасшедший монолог.
Он просто смотрит на меня. Мгновение за мгновением. И я погружаюсь в тёмные омуты его глаз. Тону в них. Захлёбываюсь.
Когда он наклоняется ко мне чуть ниже, меня будто накрывает огромная волна. Цунами, способное снести с ног. И я держусь на месте лишь усилием воли.
Он так близко ко мне, что до меня вдруг доходит, что его нос касается моего виска. Задерживаю дыхание, испытывая странный трепет и страх.
— Прими душ и спускайся вниз. От тебя действительно разит, — втягивает воздух рядом с моей кожей. — Не хочу, чтобы ты что-то здесь испачкала.
Шамиль выходит из ванной комнаты, оставляя меня растерянной. С полным ощущением фиаско. Эту схватку, кажется, я проиграла.
Не в первый раз он указывает мне, что я грязная. Обидно, блин.
Нахожу чистые полотенца в шкафу. Встаю под душ, пытаясь не намочить повязку на ноге, что даётся мне с трудом.
Отчаянно хочется заплакать. Смыть слезами досаду, смущение и стыд. Но не могу. Не время реветь.
И к тому же он ведь прав. Я смотрю на белый кафель плитки. Вода, стекающая в водосток, серая. Грязная.
Кусаю со всей силы губы, и всё же слёзы щиплют глаза. Я судорожно вздыхаю. Борюсь с ними. Но без толку. Текут и текут ручьём. Плечи вздрагивают. Трясусь всем телом, утыкаюсь в холодную стену лбом, пытаясь себя успокоить. Не помогает.
Выхожу из душа, лишь когда слёзы исчерпались. Ожесточённо стираю полотенцем с кожи влагу, промакивая раненую стопу. Повязка стала красной. Но разматывать бинт, чтобы взглянуть на рану, не хочется. Страшно. Стараюсь не смотреть на кровавые следы, испытывая дурноту.