Шрифт:
Лето баловало столичных купальщиков. Бронзовый, подобный морскому загар придавал их телам нечто от Эллады. Вода, впрочем, не отличалась чистотой, а сервис — навязчивостью. Когда Сергей оказывался на пляже — не ночью, как сейчас, а в полдень — весь этот базарный сумбур и неразбериха заставляли учащенно биться в нем жилку делового человека, который привык обращать ручейки житейских несообразностей в потоки доходов, в плотные пачки хрустящих, как капустные листья, зеленых кредитных билетов, где на просвет, словно сквозь толщу застойных вод, брезжит профиль вождя.
Сергей любил комфорт, понимая его как приподнятое и удобное состояние души и тела. В свои неполные тридцать он упорно избегал соприкосновений с человеческим страданием и неустроенностью. В этом ему помогала большая семья, состоявшая из девиц, профессионально занимающихся любовью. Именно сейчас грудь одной из них, вальяжно раскинувшейся на велюровом сидении «восьмерки», вздымалась возбуждающими волнами. В зеленоватом свете приборной доски лимонные блики скользили по упругим бедрам, чувствовался возбуждающий аромат «Фиджи» и разгоряченного женского тела.
Сергей любил появляться в этом автомобиле в самых неожиданных местах. Приемистость двигателя, сидения, которые моментально превращались в чудесное ложе — все было на диво комфортабельно.
Девчушка отрабатывала гонорар, она с нежным профессионализмом касалась, скользила по нервным окончаниям, вздыхала со всхлипами и слегка вскрикивала. Грудь её была податлива, несколько великовата, с затвердевшими от возбуждения сосками. Он даже выключил магнитофон, чтобы не отвлекал и не дал прозевать звук мотора милицейской машины. Не хотелось оказаться в неловком положении. Есть, как говорится, и дом, и в доме, но иногда тянет к такой вот экзотике.
Свежесть, наплывавшая с Москвы-реки, томила и беспокоила. Девчушка тоже чувствовала извечный зов, ее тело вдруг судорожно вздрогнуло. Словно темная стрела страсти пронзила ее, она издала нечто среднее между стоном и приглушенным всхлипом. Если и актриса — то неплохого уровня, — отметил про себя Сергей. Кровь разом хлынула в голову, когда узкая, нежная, но уверенная ее рука скользнула между его бедер…
Внезапно боковым зрением Сергей уловил беглый взблеск неярких автомобильных фар. Он выглянул, но вместо коробки милицейского «уазика» совсем близко маячил силуэт «зубила» — «восьмерки».
— Ты чего? — тихо спросила девушка, словно выплывая из омута.
— Да вот, ездят, черти, — с досадой выдохнул Сергей.
Из машины вышли двое. Милиция? Фантазия прокатиться вдоль берега вполне могла прийти им в голову. Но, имея выбор, взять «восьмерку» с ее низкой посадкой для ночного патрулирования мог только дурак.
Приезжие ловко, но с видимыми усилиями достали из багажника, крышка которого перевернутой трапецией вырисовывалась на фоне неба, мешок. Вскоре послышался тяжелый всплеск, а затем рокот мотора «восьмерки», которая, круто развернувшись, рванула по направлению к городу. Рассеянно проводив ее взглядом, Сергей пробормотал: «Ох, уж это наше столетие!»
— Что там, Сережа? — рука девушки бродила по его груди, тонкие пальчики нежно перебирали волоски.
— А это мы сейчас узнаем, зайчик.
Не утруждая себя одеванием плавок, Сергей вышел из машины. Место он заметил точно. Почти без всплеска скользнул в воду, нащупал на дне что-то продолговатое, обернутое в скользкую пленку. Вынырнув и вскарабкавшись на причал, Сергей быстро пошел к машине. На ходу встряхивал кистями, словно хотел избавиться от жуткого ощущения холодной слизи, покрывающей продолговатый предмет.
Девушка подала полотенце и как бы невзначай коснулась его упругой, похолодевшей грудью.
— Едем, крошка, любви крышка, — мрачно сострил Сергей.
Она не обиделась, сохраняя профессиональное достоинство. На гибких бедрах забелела полоска трусиков, сверху она накинула балахончик, на спине которого чернел японский иероглиф.
Ехали молча. Женщины — очень разные женщины — любили Сергея. Обаятелен, весел, всюду вхож, всегда в обнимку то с новой пассией, то с гитарой. Но сейчас он был пуст и мертвенно холоден, и девушка, почувствовав перемену в его состоянии, погрузилась во власть воркующей музыки «мустанга», индикаторы которого по-кошачьи мерцали на приборной доске. Наконец, скрип тормозов, прощальный поцелуй — и «восьмерка», завизжав на повороте, исчезла.
Мозг Сергея лихорадочно работал, воспоминания вспыхивали отчетливыми кадрами и тут же исчезали, словно рвалась пленка. Хотелось на чем-то сосредоточиться, чтобы успокоиться, но пленка раскручивалась и раскручивалдсь.
Начало… Тогда он еще только приступал к упорному и последовательному продвижению к комфорту, к спасательному кругу, который цивилизация бросает тем, кого сама же толкнула в омут современной жизни. Спекуляция, поездки для реализации изделий цеховиков, была даже наводка на квартирную кражу.
Город нелегко раскрывал свои сокровенные тайны. При воспоминании о цыганах Сергей содрогнулся. Однажды он всучил молодой цыганке «куклу» из тряпок, вместо связанного в пачку десятка джинсов. Когда на следующий день после удачной операции, принесшей двухтысячный доход, Сергей стоял на Беговой, разглядывая шмыгающих продавцов, покупателей и просто зевак, он почувствовал ледяное прикосновение к пояснице. Сзади и справа маячили двое темноволосых мужиков. Тот, кто держался сзади, щекотал Сергею спину в области почки длинным узким ножом, слегка задрав для этого рубашку. Вокруг решительно никто не обращал внимания. «Ведь зарежут, черти» — мелькнула мысль, от которой он вмиг покрылся гусиной кожей.
— Ну, пошли, мальчик, — высокий поманил пальцем, на котором сверкнул тяжелый узорчатый перстень.
В подворотне ждала вчерашняя цыганка. Взгляд ее выражал скорее радость встречи, чем злобу. Высокий, криво осклабившись, погладил Сергея по спине.
— Снимай штаны, любить будем.
— Да вы что, мужики, вот деньги, вот все деньги…
Он достал пачку из кармана. «Хорошо хоть с собой», — подумалось. Там еще лишняя «домашняя» сотня. Да черт с ней…
Цыганка взяла деньги, взвесила на руке и, не пересчитывая, бросила в сумочку. Затем улыбнулась и с видимым удовольствием стала наблюдать за происходящим. Невысокий крепыш, глядя прямо в глаза Сергею, взялся волосатыми руками-клещами за пояс его легких брюк. Рывок — и они, треснув, слетели вместе с трусами. Еще рывок — и он пригнул голову Сергея к земле.