Шрифт:
Дилан Раск, миллиардер и филантроп, принял его в небольшом и уютном кабинете, располагавшемся на третьем этаже штаб-квартиры одной из принадлежавших Раску компаний, которая специализировалась в области имплантируемых нейрокомпьютерных интерфейсов.
– Проходите, мистер Роббинс, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. – Раск блеснул своей фирменной, известной на весь мир улыбкой. – Мы ведь, кажется, уже встречались, не так ли?
Он привстал из-за стола и дружелюбно протянул руку для рукопожатия, показав при этом неожиданно упитанный живот, который весьма портил его импозантную и в высшей степени привлекательную внешность. Раск был без привычного, всегда идеально сидящего на нем пиджака, а белоснежная
– Спасибо, мистер Раск, – сказал Роббинс, улыбаясь в ответ. – Да, мы мельком виделись пару лет назад на приеме в Белом доме. Если не ошибаюсь, прием был по случаю очередной годовщины принятия Закона о защите пациентов и доступном здравоохранении.
– Да-да, конечно, я начинаю припоминать.
Они уселись, и Роббинс с интересом оглядел кабинет.
– У вас тут прямо как в театре перед премьерой. Не хватает только оркестровой ямы с доносящимися оттуда звуками настраиваемых инструментов.
– Мы здесь регулярно устраиваем демонстрации наших прототипов для потенциальных инвесторов, – сказал Раск, – отсюда и весь этот антураж.
Стены кабинета, кроме той, в которой находилась входная дверь, были красиво задрапированы тяжелыми темно-синими портьерами, мягко подсвечиваемыми откуда-то снизу, с уровня пола. От левой стены почти до середины кабинета тянулось небольшое возвышение наподобие авансцены, огороженное блестящими стойками, соединенными черными провисающими канатами. С потолка, освещая центр этого возвышения, отвесно вниз падал столб яркого света от круглого люминесцентного светильника. Все это в совокупности создавало необычную таинственно-театральную атмосферу, которая по замыслу хозяина кабинета должна была с первых секунд погружать его посетителей в состояние легкого, приятного транса. Сам Раск восседал у дальней от двери стены во главе длинного стола для совещаний, уставленного креслами с суперэргономичным дизайном. Стол был пуст, за исключением небольшого сенсорного монитора, стоявшего перед Раском. Единственная не завешенная стена представляла собой два больших разделенных дверью экрана, на которых крупным планом красовался марсианский пейзаж.
– Предлагаю без излишних церемоний, – сказал Раск, – не против, Джейк?
– С удовольствием, Дилан.
– Отлично. Кофе?
– Чуть позже, если можно.
– Конечно. Только напомни, когда захочешь, – сказал Раск.
Он провел пальцем по экрану монитора, очевидно, открыв какой-то файл, несколько секунд, поджав губы, изучал его, потом с улыбкой посмотрел на Роббинса.
– Итак, Джейкоб Роббинс, журналист, тридцать восемь лет, не женат. Член Международного консорциума журналистов-расследователей, обладатель премии имени Дэниэла Перла за выдающиеся международные журналистские расследования. Широкую известность получил благодаря серии публикаций о незаконных опытах по использованию человеческого тела, а именно, мозговых волн и выделяемого телом тепла, в целях майнинга в системах криптовалют. В результате разразившегося скандала основатель и бессменный руководитель одной из крупнейших транснациональных корпораций, на тот момент, кстати, самый богатый человек на планете, был вынужден сложить полномочия, а впоследствии – продать свою долю в компании. Что ж, впечатляет. А, Джейк?
Раск сделал паузу и в упор посмотрел на собеседника, продолжая при этом лучисто улыбаться.
– Ну, это далеко не весь мой послужной список, – Роббинс спокойно выдержал его взгляд, который, казалось, пронзал насквозь, – были и другие расследования…
– Знаю-знаю, – со смехом перебил Раск, – под раздачу чуть, было, не попала и моя строительная компания из-за якобы имевшегося сговора между ее руководством и городскими властями при постройке скоростного тоннеля под Лас-Вегасом.
– К счастью для вас, тогда нам не удалось собрать достаточно веские доказательства для возбуждения дела, – сказал Роббинс.
– Да-да, все верно, – Раск неожиданно перестал улыбаться, и его лицо тут же сделалось абсолютно непроницаемым, как у восковой фигуры. Он по-прежнему буравил Роббинса своим взглядом. – Кричащая претенциозность в подаче материала и бережное, почти трепетное обращение с фактами. Ни одного слова неправды или даже полуправды. Это, безусловно, талант, Джейк. Как у тебя получается совмещать несовместимое?
Роббинс артистично развел руками на манер того, как это делают иллюзионисты, когда восхищенные трюком зрители восклицают «Вау!».
– Тебе, полагаю, не терпится поскорее узнать, ради какого дела я тебя пригласил? – спросил Раск.
– Наверное, хочешь предложить мне работу, – усмехнулся Роббинс, – ну, скажем, главного PR-менеджера.
– И что, откажешься?
– Разумеется.
– А между тем, Джейк, я уверен, что ты уже у меня в кармане, – вновь заулыбался Раск, на этот раз с каким-то оттенком загадочности, – у меня действительно для тебя есть работа, и она сугубо по твоему профилю. Тебе захочется сделать ее сразу же, как только ты узнаешь кое-какие обстоятельства, о которых я намерен сейчас сообщить.
Роббинс промолчал, забарабанив пальцами по столу.
– Окей, не буду испытывать твое терпение, – после паузы сказал Раск и пристально, но уже безо всякого нажима посмотрел на него. – Как тебе известно, моя компания занимается разработкой мозговых имплантатов – миниатюрных электронных устройств, вживляемых в мозг с той или иной целью, главным образом, для лечения различных церебральных патологий и психических расстройств.
В рамках одного из наших проектов мы имплантировали в череп добровольца датчики, которые считывали электрическое поле его мозга. По сути, это – то же самое, что и банальная электроэнцефалография, только в более продвинутой реализации – датчиков значительно больше, и информация снимается не с поверхности головы, а непосредственно с коры больших полушарий. Мы получили очень чувствительный малоинвазивный метод, позволяющий с высоким разрешением и практически без искажений отслеживать биоэлектрическую активность всех отделов мозга. При этом испытуемый находился в естественных условиях жизнедеятельности – ел, пил, спал, гулял и так далее. С помощью специально разработанного софта нам удалось существенно упростить используемые для локализации источников поля градиентные вычисления, одновременно в несколько раз повысив их точность. В результате мы смогли зарегистрировать и записать на внешний носитель полный паттерн мозговой активности человека.
Раск ткнул пальцем в монитор и показал взглядом на настенные экраны. Марсианский пейзаж на экранах сменился компьютерной графикой, изображавшей в разных проекциях контуры головного мозга человека. Эти контуры медленно вращались в разных плоскостях, а по ним бежали, пульсируя и искрясь, белые стрелы и вихри, окрашивая то одну, то другую область мозга в желтый, оранжевый и малиновый цвета.
– Выглядит красиво, – хмыкнул Роббинс. – Но что все это значит?
– Это анатомически реалистичная 3D-модель десинхронизированной постсинаптической активности кортикальных нейронов в режиме реального времени.
– Оу! А можно попроще? Я в этом ни черта не смыслю.
– Если простыми словами, то это закодированный в виде электрических потенциалов внутренний мир человека – его мысли, чувства, желания, все то, что он видит, слышит, представляет, вспоминает. А если уж совсем просто, то это – душа человека, Джейк.
Раск с видом победителя откинулся на спинку кресла и, не сводя глаз с собеседника, внимательно изучал его реакцию, очевидно, ожидая восхищения. Однако Роббинс лишь насмешливо присвистнул: