Выкормыши. Том первый
Шрифт:
Снова нёс куда-то стопку плоских разноцветных картонок. Именно (ну почти) из-за пристрастия к коллекционированию грампластинок тощий инженер и получил своё прозвище. Остальные причины выдавал сизый нос.
Жара стояла страшная, помимо собственно кошмарной по меркам Малых Чесноков температуры в 31 по Цельсию угнетало ещё и полное отсутствие ветра.
Грамыч перешёл дорогу и, не замечая никого, двинулся по проспекту в сторону сквера.
Сорог тем временем сидел на остановке у ломбарда и лузгал семечки.
– Здорово, меломан!
От отклика Грамыч подпрыгнул и чуть не выронил ношу.
– А… Привет! – видно как собеседник пытается вспомнить имя и не может. – Как твоё ничего?
– Не трет, не жмёт, – отозвался Сорог. – Куда спешишь?
– Да вот на рынке… – глаза Грамыча засияли, – у барахольщиков урвал пластинку «СашБаша». Ну и ещё парочку. Надо до дома отнести.
– «СашБаш», – сплюнув лузгу, протянул мотоциклист, – давно его не слушал. Янку –бывает, Летова – тоже… А этот-то тебе на что сдался? Ты б ещё Окуджаву с Высоцким вспомнил.
Грамыч хмыкнул. Потом нежно поставил стопку пластинок на скамейку рядом. Пробежался пальцами по обложкам и движением фокусника вынул одну и буквально просиял:
– А! Каково?
– Да ладно… – Сорог немного оторопел, в основном от твердого знака в конце фамилии исполнителя и ветхости обложки. – Шаляпин? Он-то тебе зачем? Тем более на пластинке! Всё ж в Сети есть!
– Ну, допустим, есть, да не всё! Тем более все цифровые записи идентичны, а у пластинок и лент – душа! Двух одинаковых не найти!
Сорог посмотрел в сторону ломбарда. Рольставни все ещё приспущены, а хозяина Злого Января – большого белого байка – не наблюдается. На двери привычная надпись: «Буду через 15 минут». Он здесь сидит почти час, да и семечки заканчиваются, так что трёп с Грамычем вполне поможет убить немного времени.
– Ну а зачем тебе разные? У тебя ж одних и тех же пластинок тьма…
– Для коллекции!
– А ты в них разницу слышишь?
– Я – нет! Это только на приборах в студии увидеть можно…
– И какой тогда смысл?
– Время придёт, расскажу, ты ж вроде с мозгами мужик.
«Вроде того», – подумал Сорог. Но интерес к теме мало-помалу зарождался. Как разговорить Грамыча, знали все, но в последнее время он стал разборчив ещё и в выборе алкоголя.
– По пятьдесят? – из-за пазухи выглянула плоская бутыль толстого стекла с пробкой, запечатанной жёлтым воском. Содержимое сияло изумрудными искрами.
– А это у тебя чего? – глаза потомственного заводчанина алчно засияли.
– Самогон. От Олега Петровича. Я у него в бараке комнату снимаю, а в придачу гараж под мотоцикл. Мужик аж с войны гонит!
– Это с которой? С Бонапартом что ли?
– Да нет, с афганской! Чего стебёшься?
– Да потому что самогон твой – зелёный! – недоверчиво покосился на бутыль Грамыч.
– Так на травах.
– На каких?
Сорога позабавила подозрительность собеседника. Но эксперимент уже начался, а значит, и заканчивать надо:
– Да на тархуне в основном.
– Правильно говорить – на эстрагоне. Трава – эстрагон, а лимонад – тархун. В нашем случае это точно не лимонад.
– Да хоть вода из лужи! – деланно взбеленился траппер соляных равнин, зато врать не пришлось. – Ты пить будешь? А то пока треплемся, гвардейцы на штраф поставят!
Резкие, как будто ломаные движения давно стали визитной карточкой Грамыча. Вот и сейчас он каким-то неуловимым движением поставил на скамейку две хрустальные стопки с золотой в узорах каймой. Откуда?
На улице – лето, на собеседнике – брюки, из-за тотальной неглаженности больше похожие на серый «Адидас» без лампас, и футболка из ближайшего секонд-хенда. Где здесь такую красоту прятать? Ан нет – вот вынул буквально из воздуха и протягивает:
– А закусить есть чем?
– Семечки… Штук десять осталось.
– Ну, это по-нашему! – одобрил Грамыч. – Закуска-то – она, сволочь такая, градус крадёт!
– Это да, – подытожил Сорог, наливая до половины, – семки много точно не спиздят!
Выпили не чокаясь. Крякнули. И вот уже глаза Грамыча влажно блестят. Слузгав пару семечек и глубоко вздохнув, он важно подвёл итог дегустации:
– И правда, тархун. И как у твоего Олега Петровича так выходит?
– Так он рецептами не делится…
Получается, Вождь не то что не врал, но даже и не преувеличивал. Зелёная жидкость с Пустошей действительно принимала ожидаемый человеком вкус. Сам-то Сорог знал, что она хоть и не вода, но из лужи. Поэтому для него аромат эстрагона оставался недосягаемой роскошью. Он почувствовал, как солёный вкус воздуха Пустошей обдаёт внутренности спиртовым теплом, как накатывает ностальгия, делая мир вокруг спокойным и уютным. Нестерпимо захотелось на солончаки…
– Ты чего? – забеспокоился Грамыч.
– Да в порядке всё! – Хенграунд понял, что затих на несколько минут. – Смакую! Хороша, чертовка!
– Это точно! Может, ещё по одной? И ты это… угощайся.
На лавке, там, где только что были пластинки, обнаружились две порции картошки-фри и открытая черёпка соуса.
– А пластинки куда делись? – немного удивился Сорог.
– Да пока ты от удовольствия лыбу давил, я попросил соседа Дениску домой их забрать. Он в соседней квартире живёт. Как приду, заберу. У него и картошки стрельнул. А то ведь семки семками, а под такую штуку закуска точно нужна. На ней, поди, самолёт взлететь может.