Выкуси
Шрифт:
— Ты? Ты единственный экипаж на таком здоровом судне?
— Ну, чувачок. Эта «Ворон» — она сама везде плавайт.
Эбби обернулась.
— Надо идти.
— Что? — спросил Томми.
— Фу говорит, все крысы сдохли. До единой.
Томми не понял. Посмотрел на небо — оно уже светлело.
— Сейчас мы туда уже не успеем.
Эбби глянула на часы.
— Ебать мои носки! Восход через тридцать.
Ривера
Небо за Оклендскими холмами светлело, и розовый свет отражался от стеклянного фасада «Безопасного способа» в Марине так, что казалось — весь магазин
— Нам кранты, — сказал Хлёст Джефферсон. — Что мы скажем маме Барри? У нас даже тела не осталось.
Ривера не знал, что ему ответить. Он вообще-то никогда не считал Животных людьми. Все пошло до того неправильно, что у него даже не было времени их толком сосчитать. Это ведь не только угроза для публики — он активно втягивал мирных граждан в тайную операцию, и они в ней гибли. Среди всего нереального, что случилось, потеря Барри в их рядах была слишком уж реальна. Слишком все неправильно.
— Простите, — сказал Ривера. — Я думал, мы к ним готовы. Они же просто кошки.
— Император вас предупреждал, что не просто, — сказал Джефф, здоровенный бывший мощный нападающий. Он чесал Марвина за ухом, и пес-труполов сидел и улыбался.
Ривера покачал головой. Все дело в Императоре. Он псих. Откуда Ривере было знать, что именно этот кусок его россказней — правда?
— А жена у него была? Подружка? — спросил он. — Мы б могли ей денег каких-то собрать.
— Не было у него никакой подружки, — ответил Трой Ли. — Он в могильную смену работал, как все мы. Утром укуривался, потом спал, пока на работу не пора, в одиннадцать. Ни одна девушка с таким режимом не уживется.
Остальные Животные закивали печально — и по Барри, и по самим себе.
— Сейчас нельзя бросать, — сказал Кавуто. — Вы даже не знаете, работают ваши брызгалки или нет. Вам разве не интересно? Отомстить не хочется?
— А что с хорошей стороны? — спросил Хлёст.
— Спасете Город.
Хлёст хлопнул дверцей.
— У нас два часа на всю ночную работу. Катились вы б лучше, ребята.
Ривера сказал:
— Тогда можно нам парочку этих пистолетов? И вы при себе все время держите. Мы знаем, что Чет постоянно обходит свою территорию. А его территорией теперь можете быть и вы.
Клинт залез в задний отсек своего «фольксвагена», вытащил «Супер-Мочку» и кинул Кавуто.
— Здорово, — сказал здоровяк-полицейский. — Мир спасать буду, млин, оранжевым водяным пистолетом.
— Ладно, Марвин, залазь в машину, — скомандовал Ривера. Он открыл заднюю дверцу их бурого «форда», и пес запрыгнул на сиденье. — Звоните, если понадобимся.
Полицейские отъехали. На крыше «Безопасного способа» вампирица Македа посмотрела на часы и сощурилась на восточный горизонт, грозивший рассветом.
Оката
Оката никогда не бывал в магазине «Ливайс» на Юнион-сквер, но именно его нарисовала на карте горелая девушка, поэтому туда он и отправился. Похоже, неплохое место для поиска джинсов. Оката вручил юной подавальщице список, который ему написала горелая девушка. Расплатился наличными и ушел через пятнадцать минут с парой черных джинсов, рубашкой из шамбре и черной джинсовой курткой. Следующим крестиком на карте был магазин «Найки», и оттуда он ушел с парой женских кроссовок и парой носков. Затем, пройдя с квартал к следующему пункту, Оката немного подумал, вернулся в «Найки» и купил пару кроссовок себе. Они были упруги и легки, и по пути к очередному крестику Оката даже начал подпрыгивать, но одернул себя и снова принялся отмечать шаги мечом в ножнах. На крохотного японца в оранжевых шляпе-пирожке и носках, да еще с мечом, могут и не обратить внимания на улице, но если при этом станешь проявлять необузданную радость — и не успеешь спеть первый куплет «Что за чудесный денек», [13] как упакуют в смирительную рубашку.
13
«Zip-a-Dee-Doo-Dah» (1946) — песенка композитора Элли Рубела и поэта Рея Гилберта из диснеевского фильма «Песнь Юга».
Затем Оката очутился в мягчайшем атласном мире «Секрета Виктории». На носу был День святого Валентина, и весь бутик украсили розовым и красным. Везде стояли очень высокие манекены в очень маленьких тряпицах нательного белья. Пахло гарденией. Туда-сюда ходили молодые женщины, за ними шлейфами влеклись куски шелка. Между собой они почти не разговаривали — каждую завораживал собственный процесс украшения: в примерочную, из примерочной, опять к полкам, потрогать, пощупать, погладить кружево, атлас, чесаный хлопок, после чего перейти к следующему мягкому интерьеру. Окате помстилось, что таким может быть центр управления вагиной. Он художник, он никогда не бывал ни в каких центрах никакого управления ничем, а в вагине — почти сорок лет, однако вполне был уверен, что помнит сходные ощущения. А тут все было до неловкости публично, и он присел на круглый пуфик из красного бархата — скрыть внезапное воспоминание, взбухшее в брюках.
К нему подошла миниатюрная азиатка с именем на бирке. Оката ей дал список и сказал:
— Пожалуйста.
Весь его смутный отдельный мирок сотрясся, когда девушка ответила ему по-японски.
— Это вашей жене? — спросила она.
Оката не знал, как реагировать. Девушка с ним в одном помещении, молоденькая, в центре управления вагиной — с ним и его далекими эротическими воспоминаниями. Оката почувствовал, как у него загорается лицо.
— Для друга, — ответил он. — Она болеет и прислала меня.
Девушка улыбнулась:
— Похоже, она уверена, что ей нужно. И все размеры указала. Вы знаете, какой цвет ей больше нравится?
— Нет. Лучший, на твой вкус.
— Подождите, пожалуйста, здесь. Я принесу образцы, и вы сможете выбрать.
Оката хотел остановить ее — или выскочить за дверь, или заползти под подушечку на диванчике рядом и тем скрыть свое смятение, — но аромат гардении опием висел в воздухе, в ритме медленного секса играла музыка, а вокруг бесплотными призраками скользили женщины. К тому же новая обувь у него была очень, очень удобной, поэтому он просто наблюдал, как девушка выбирает трусики и лифчики — собирает их, словно лепестки роз, разбросанные по заснеженной тропе в небеса.
— Ей нравится основной черный? — спросила девушка, заметив черную джинсу, выглядывавшую из пакета «Ливайсов».
— Красный, — услышал Оката собственный голос. — Ей нравится красный, как лепестки роз.
— Я вам заверну, — сказала девушка. — Наличными или по карте?
— Наличными, пожалуйста. — Он протянул ей двести долларов.
Оката остался ждать на пуфике, стараясь отрешиться от всего этого места, от аромата и музыки, от бродящих женщин. Он думал об упражнениях по кэндо, о тренировках, о том, как он устал, прямо-таки весь вымотался. Когда девушка вернулась и сунула ему в руки розовый пакет и сдачу, он уже сумел встать без смущения. Оката поблагодарил девушку.