Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры
Шрифт:
Отправленный на шлюпке господин Цун, вернулся минут через пятнадцать с категорическим отказом последнего японского офицера сдавать корабль. Пожав плечами, Иениш дал отмашку артиллеристам и как только очередной снаряд поразит и так изрядно покореженную корму, направил переговорщика теперь уже к забитым спасательным шлюпкам. Терять из-за глупой отваги молодого японца то, что он уже считал своим, Иениш не собирался.
Убедившиеся в полном превосходстве противника японские матросы кочевряжиться не стали и вернувшись на корабль, не только потушили вновь принявшийся разгораться на корме пожар, но с превеликим удовольствием помогли русским морякам в деле мародерства. Естественно, из того великолепия, что когда-то имелось на борту императорской яхты, до этих
Убедившись, что все японцы находятся на берегу и получив доклад об окончании погрузки трофеев, Иениш приказал открыть огонь в район машинного отделения японца, чтобы тем не пришло в голову восстанавливать доставивший им столько неприятностей корабль. Вот только попытка артиллеристов нащупать это самое машинное отделение оказалась роковой для деревянного корабля. Пять влетевших в борт 120 мм снарядов перебили киль "Дзингэй" и разломившись на две части, он весьма споро принялся тонуть. Над водой осталась лишь надежно сидевшая на камнях носовая часть, а оторвавшаяся корма завалилась на бок и почти полностью скрылась под волнами. Прекрасно зная, что их давно заметили, и сообщение о китайском рейдере рано или поздно дойдет до японских военных, Иениш поспешил скрыться с места разыгравшейся трагедии.
И все же прежде чем уходить к Мицунэ, он решил немного пробежаться вдоль восточного побережья и сместившись на 40 миль в юго-западном направлении, повстречал флагман Морской акционерной компании Осаки – грузопассажирский пароход "Акаши-Мару". Чтобы избавиться от головной боли, в роли которых выступали полсотни пассажиров очередного трофея, он позволил команде подвести транспорт поближе к берегу и спустить шлюпки, после чего поспешил отконвоировать пароход к Мицунэ, а уже оттуда вся компания совершила тысячекилометровый переход до Сомати. Этот переход стал одним из немногих моментов, когда Иениш позволил себе пустить скупую мужскую слезу. А как ее было не пускать, глядя за тем как в топки прибрежных галош скармливают дорогущий кардиф, поскольку собственных запасов топлива захваченных судов никак не хватало на столь продолжительный путь. Лишь одно грело его душу, за исключением затрофеиных судов конечно, – ни один из попавших в крейсер снарядов не нанес фатальных повреждений. Пусть им снесли один из прожекторов, пусть его капитанская каюта оказалась разбита вдребезги, а кают-компания в очередной раз требовала серьезного ремонта, машины и котлы не пострадали, а в экипаже не было потерь. Лишь один матрос получил осколок в плечо, но доктор уверял, что там уже было все в порядке.
Чтобы не жечь на очередном переходе столь дорогой его сердцу кардиф, Иениш с Протопоповым решили наведаться в район Нагасаки. В городе, который постепенно становился одним из центров японского сталелитейного производства, непременно должны были обитать угольщики, так что без столь необходимой сейчас добычи уйти оттуда надо было постараться. Быстрый налет позволил отловить на подходе к порту небольшой угольщик "Хидеоши-Мару" с семью сотнями тонн японского угля на борту. Именно запасы этого угля позволили переправить трофеи в Вэньлин, не трогая кардиф.
В 20-х числах января в Шанхай прибыло разом два новых судна разрастающегося пароходства "Иениш и Ко". Бывший "Сумидагава-Мару" переименованный в "Маука" и "Хидеоши-Мару" получивший по аналогии название
Конечно, то, что китайцы фактически проиграли войну, Иенишу было абсолютно понятно, но вот оставить союзников в той мышеловке, куда они сами себя загнали, не позволяла честь офицера Русского Императорского Флота, хоть и числившегося в отставке. К моменту, когда "Полярный лис" вновь пришел в китайскую военно-морскую базу, на его борту не имелось ни одного лишнего человека. Всех остававшихся на борту членов призовых партий перевели на угольщик. Туда же сгрузили все лишнее, а освободившееся место под завязку забили мешками с углем. Более встречаться со ставшей таким шикарным транспортом снабжения "Находкой" вплоть до окончания срока договора с Империей Цин Иениш не планировал, а для операций на небольшом удалении или для поспешного бегства набранного угля должно было хватить с лихвой.
Из двадцати восьми китайских боевых кораблей собравшихся в Вэйхайвэе две трети составляли миноносцы и старые ренделовские канонерки, чью боевую ценность в бодании с японским флотом смело можно было списывать со счетов. Тихоходные и слабовооруженные изначально, к началу войны с Японией они уже морально устарели, а китайские моряки и интенданты еще больше подточили их невеликие возможности. Миноносцы же хоть и являлись вполне современными кораблями, почти все требовали капитального ремонта машин и замены котлов. Лишь старый знакомый "Цзо-И" мог похвастаться относительной прыткостью. Остальные же, включая один из восстановленных трофеев, с трудом выдавали 13 – 15 узлов и то на короткое время.
Не лучше обстояли дела с более крупными кораблями. Все, кто принимал участие в битве у Ялу, имели неполный боекомплект, а также множество до сих пор не исправленных повреждений. Еще два корабля являлись небольшими композитными авизо, уже долгие годы используемыми лишь в качестве учебных. И только вечный беглец – "Цзиюань" мог быть признан как полностью готовый к бою после казни его предыдущего командира, оказавшегося самым слабым звеном неплохого крейсера. Естественно, противостоять такими силами даже семи крупным японским бронепалубникам нечего было и мечтать, а ведь помимо современных крейсеров японцы стянули к Вэйхайвэю практически все, что могло держаться на воде и стрелять, оставив охранять родные берега совсем уж древние развалины.
Правда, переть напролом через многочисленные форты, вооруженные, в том числе, современными крупнокалиберными орудиями, прикрывавшие Вэйхайвэй со всех сторон, японцы даже не пытались, а высадив морской десант в Дэнчжоу сперва отрезали базу от сообщения с Пекином, оседлав единственную нормальную дорогу и оставив китайцам лишь труднопроходимые горные тропы. Следом пришло сообщение о высадке японского десанта в Жунчэне. В результате вырисовывалась картина скорого неминуемого окружения Вэйхайвэя.
– Господин Иениш, когда вы впервые прибыли на мой флот, я не сильно обрадовался данному факту. – устало улыбнувшись, адмирал Дин Жучан дождался окончания перевода и отпив глоток чая, продолжил, – Я полагал вас наблюдателем от тех облеченных властью людей, чьи интересы во многом расходились с моими деяниями. Потому и оказал не столь теплый и радужный прием чего вы, несомненно, не заслуживали. Свою ошибку я осознал слишком поздно. Битва у Ялу расставила все по своим местам. А ваши последующие действия лишь подчеркнули ваш величайший военный опыт и талант морского офицера. Весь мой флот не смог нанести противнику столь же сильные потери, как один небольшой корабль находящийся под вашим командованием. Мне стыдно за свое поведение и я прошу вас простить меня, если это только возможно.